Сердца Лукоморов
Шрифт:
Не поверили ему, но всё же привели. Посмотрел на неё мельник и сразу сказал:
– Это Ведьма!
Чёрная Вдова стала плакать, говорить, что горе ослепило мельника, что он напраслину на неё возводит, смерть брата разум ему помутила.
– Что ж, - не стал спорить мельник.
– Пусть будет так, как ты говоришь. Я похороню брата и уйду. Ты только ответь: когда твоего предыдущего мужа хоронили, ты была на кладбище?
– Нет, не была, - тихо ответила Чёрная Вдова.
– Я болела от горя.
– А сегодня почему не пришла на кладбище хоронить мужа?
– ещё строже спросил мельник.
–
– Ты хотя бы раз ходила на могилку к предыдущему мужу?
– не отставал суровый мельник.
– Зачем мне ходить на кладбище?
– ответила Чёрная Вдова.
– Я не пастушка, своё горе пасти...
– Не потому ты на кладбище не ходишь, что горе своё тревожить не хочешь, - возразил мельник.
– Ты не можешь на кладбище ходить. Потому что ты - Ведьма, а на кладбище земля - освящённая. Если ты не Ведьма, сделай хотя бы шаг за ограду, хотя бы одной ногой ступи туда.
Не решилась Ведьма за ограду шагнуть. Подошёл к ней пастушок и спросил:
– Есть ли у тебя крест нательный?
– Я его потеряла, - глядя ему в глаза горящими лютой злобой и ненавистью глазами, ответила Ведьма.
– Если ты на кладбище идти боишься, поцелуй крест нательный, мне его моя любимая подарила. Поцелуй, и мы тебе поверим. Я первый у тебя прощения попрошу.
Достал пастушок крест нательный и протягивает на ладони Чёрной Вдове.
Та осмотрелась по сторонам, видит, деваться некуда. Решилась, зажмурилась и прикоснулась губами к кресту нательному, который пастушка своему любимому пастушку на вечную память подарила. Прикоснулась Ведьма губами к кресту, и отскочила, взвыла от боли ужасной.
Посмотрели люди, а у неё губы сожжены огнём небесным.
– Ведьма! Ведьма!
– закричали вокруг, и бросились на неё со всех сторон.
– Постойте!
– остановили народ пастух и мельник.
– Она убила самых близких нам людей, отдайте нам её, мы сами казним Ведьму.
Отдали им связанную Чёрную Вдову. Посадили её пастушок и мельник в мешок, отнесли на старую, давно заброшенную мельницу, привязали камень и утопили в глубоком омуте.
Даже место никому не сказали, чтобы никто не вспоминал её.
Только не позабыли про неё Мать-Ведьма, да Отец-Ведьмак. Напустили они дурной туман на омут, в котором утопили Чёрную Вдову, и все Русалки, жившие в омуте, стали Ведьмами. Стала ими Чёрная Вдова заправлять. Стала подбивать Русалок злые дела делать, скот топить, людей в омут заманивать.
Много веков прошло, увидали их Демоны, назначили Чёрную Вдову Главной Ведьмой, взяли с Ведьм Великий Зарок, что выручат их Демоны из тесного омута, отведут на просторное болото. Ведьмы за это верой и правдой будут мост к Сокровищам охранять, честных людей за Сокровищами не пускать.
С тех пор и выполняют Ведьмы Зарок.
Глава тридцатая
Воевода
– Ну, что, бойцы-молодцы?
– спросил Буян.
– Мы почти дошли. Давай, походный атаман, скажи нам напутственное отцовское командирское слово перед тем, как во Дворец идти.
– Слово?
– опешил Черномор, подозрительно глядя из-под густых бровей на своего постоянного обидчика, ожидая очередного розыгрыша, или подвоха. Что ж. Можно и слово сказать...
Он решительно откашлялся, открыл рот, постоял с разинутым ртом, пошевелил от напряжения бровями, потом бородой, потом всем лицом сразу, ничего не сказал, и закрыл рот.
Ещё раз откашлялся, по привычке яростно поскрипел в затылке палицей, набрал со свистом в грудь воздуха побольше, и наконец сказал:
– Ну, так что? Мы вот почти пришли.
И опять замолчал. Помолчал и добавил:
– Так вот. Значит.
– Очень впечатляющая речь, - не дождавшись продолжения, восхищённо показал большой палец Буян.
– Главное, борода, слова ты подобрал замечательные, редкие, хорошие, душевные. Надо бы запомнить. Или записать.
– Ладно тебе балагурить, - махнул на него Медведь.
– Хватит задираться. Скоро возьмём Сокровища, заберём, или отвоюем у Демонов красавицу нашу, Марью - Лесную Царевну, и разойдёмся по домам. Столько лет в кабаке просидеть пришлось. Тоска! Руки работы просят.
– Во!
– хохотнул отдышавшийся и оживившийся скоморох.
– Работы ему подавай! Только этого не хватало! Мне бы лежать дома на печи, да есть калачи! Была бы в подполе картоха, а с ней и житьё неплохо.
– А где твой дом, Яшка?
– спросил Черномор.
– Где ты живёшь?
– У скомороха житьё не плохо!
– с готовность затараторил Яшка.
– Я свой дом поправил, соседу четыре синяка поставил. Дом мой каменный, на соломенном фундаменте. Труба в нём еловая, печка сосновая, заслонка не благословлённая, глиняная. Окна большие, буравом наверченные. Чёрная собака во дворе хвостом за палку привязана, хвостом лает, брюхом серчает, головой качает, ничего не чает. Четверо в моем доме ворот и все в огород. Кто мимо меня едет, всяк ко мне заворачивает, а я ему карман выворачиваю. Так угощаю, чуть живых отпущаю. У меня в моем городе сплошь стоят мои лавки: на правой стороне это не моё, а по левой и вовсе чужое. Прежде я был купцом, торговал кирпичом, да остался ни при чём. Теперь вот живу день в воде, день на дровах и камень ко сну в головах...
– Ну, затрещал, - усмехнулся Буян.
– Значит, дело к развязке, если скоморох наш ожил. Ну что, пойдём? Кого нам стоять-дожидаться? Давай, атаман, командуй поход.
– Ну, нет, - неожиданно помотал головой Черномор.
– В пути я, может, и гожусь в атаманы, а теперь другой нужен. Мы во Дворец идём, Сокровища на блюдечке никто не поднесёт, может, с боем брать их придется. В бою не атаман, в бою воевода нужен. Теперь Буяна очередь. Он в ратном деле воевода.
– Что ж?
– неожиданно легко согласился Буян.
– Не стану спорить. В бою твердая рука нужна и опыт. Но смотрите! Сами выбрали!
Ивана он поставил сзади, Медведю велел идти рядом с собой, впереди. Всем наказал смотреть в оба, слушать внимательно, по сторонам всё примечать. Идти тихо, не шуметь, без нужды не разговаривать.
– Ну, с Богом! Скоро конец нашим приключениям.
Мы все думали точно так же. И точно так же ошибались.
Но об этом мы узнали потом. А пока мы поднимались по дороге между сосен к заветному Дворцу.
Глава тридцать первая
Павловский Дворец
Дорога шла круто вверх, по сторонам возвышались могучие сосны, пахло смолой, горячим солнцем и почему-то морем. Этот волшебный запах моря я, много лет дышавший ветрами Финского залива, никогда ни с чем не перепутаю.