Сердце черного мага
Шрифт:
Я знал, что для возвращения в мир Яви нужно будет платить цену и был готов к этому. Но к сожалению, цену назначает именно тот, к кому ты и приходишь.
Вот тогда мать и назвала её и она стала для меня настоящим проклятьем:
— "Сердце своё мне навечно отдай,
в мире живых ты до смерти страдай.
Ты не полюбишь никого так и знай.
Будешь ты одиноко в этом мире скитаться,
никому никогда не сможешь в любви признаться.
А если вдруг случиться так, что истинную ты повстречаешь,
то знай что в тот же миг, её навеки потеряешь.
Страшная смерть её, в расплату вина, будет тебе до конца дней твоих дана".
И я бездумно не ведая что
А теперь, спустя много лет, не понимаю зачем… зачем мне нужна такая жизнь. Я вернулся, но стал пустым внутри. Лучше бы я тогда остался среди мертвецов, ведь я и так был практически мёртв. Только дышал, ходил, ел, спал, но это все было лишь фарсом. Я не ощущал жизни, ни её запахов, ни оттенков, ни эмоции, ни вкусов. Ровная безжизненная, иссушенная до трещин пустыня, вот что стало с моей душой. Я теперь не умел любить, да и не понимал зачем.
Нет, у меня были женщины, много. Я менял их как перчатки. Рыжие, брюнетки, шатенки, все разные, но они были как пресное тесто. Идеальные фигуры, нежная бархатная кожа, тугие бедра, пышные груди. Но ничего не могло заполнить мою зияющую тьму. Я также легко расставался, как и заводил новые интрижки. Слезы лишь раздражали, признания в любви — вызывали смех. Я был равнодушен ко всему, что меня окружало. Меня ровным счётом ничего не трогало, как и не доставляло удовольствия.
И я много лет прожил в таком мёртвом состояние полностью посвятив себя тёмным искусствам. Только в магии была моя отрада, я доводил себя до совершенства. И лишь лёгкое послевкусие от новых побед и открытий давало мне смысл жизни.
— Корн, ты опять дурью маешься в своей лаборатории, — хохотнул Руб, низко наклонившись ко мне и пытаясь прочесть древний манускрипт, что был аккуратно разложен на моём рабочем столе.
— Чего припёрся, — рявкнул я на младшего брата, сверля его недобрым взглядом исподлобья.
У нас с Рубом был один отец, но разные матери. Мать моего младшего брата никто не насиловал, а официально сделали женой и герцогиней Саксарской. У неё был статус, деньги, титул, имя.
Руб всегда гордился тем что его мать была знатного рода, в отличие от моей. И старался как можно чаще и громче это подчеркнуть. Хотя его мать, как и моя, давным-давно почивала в мире Мары.
Герцогиня Виолетта скончалась ещё во время родов, от потери крови. Наверное это единственное, что объединяло нас с братом, скорбь по ушедшей матери. Но в остальном мы были совершенно не похожи, я бы даже сказал противоположны.
Руб, в отличие от меня, с ранних лет интересовался внешней политикой и военными походами, готовясь к тому что после смерти отца взойдёт на престол. Хоть и по законам Литрасс-Дарии первый претендент на трон должен быть старший сын.
Но меня власть никогда не интересовала, у меня были гораздо более любопытные интересы. Хочется моему ненасытному братцу, вкусить сей опасный плод, пусть наслаждается. Тем более отец уже пол года, как тяжело болен, и вскоре и вовсе ляжет. Верховному все сложнее становилось вести государственные дела, а Рубрум, пользуясь слабостью и затяжной болезнью отца, уже вовсю игрался в Верховного правителя. Творя в стране беспредел и кровавые бойни. Но благо, его подпись пока не имела юридического обоснования и он ещё не пошёл ни на кого войной. Так, только мелкие казни, и пытки. Последнее он любил больше всего. Иногда я удивлялся его жестокости и чрезмерным садистским наклонностям. Будто это не во мне, а в нём текла кровь тёмных эльфов, что слыли своей любовью к кровожадным
— Да вот, папенька видеть нас изволили. Возможно хочет назвать наконец имя наследника престола. Мне то конечно оно и так известно, — криво ухмыляется. — Но не терпится посмотреть на твою рожу, когда об этом будет официально объявлено.
— Хорошо, скоро буду, — спокойно парирую. Руб может сколько угодно ерничать и зубоскалить, но я уже давно выучил его уловки поэтому ему обычно сложно вывести меня из себя.
— Не задерживайся, братец. Мне не терпится отпраздновать своё повышение, — громко хохотнул Руб.
— Празднуй на здоровье сколько тебе угодно, хоть каждый день. Все равно пока отец жив, по закону он будет оставаться Верховным правителем, — сверкнув зло на него глазами шиплю. Я уже чувствую как горячим вихрем во мне начинает закипать магия. И даже не смотря в зеркало знаю как она уже пылает в моих глазах.
— Ой, сколько там ему осталось, — небрежно махнул рукой брат. — Я вон давеча даже свечку ему за упокой на молебне поставил, — продолжая скалится, кидает на меня вызывающий взгляд.
— Отец ещё жив, что ты несёшь! — не выдержав я резко вскочил с места и схватив слизняка за шкварки, с силой встряхнул.
— Руки убрал! — скривил брат губы в гримасе отвращения. — Как только я взойду на трон, я мигом позабочусь, о том чтоб твоей гнилой тушей, здесь и не пахло.
— Посмотрим, — процедил я сквозь зубы, сильнее сжимая побелевшие пальцы на воротнике его камзола. Я еле себя сдерживал, ощущая как мои вены наливаются привычной холодящей тьмой. Как моя рука сжимается, чтоб взмахнув выверенным до мелочей жестом, враз умертвить мерзкого подонка. Но я скрипя зубами сдерживал себя. Нельзя, не сейчас ни здесь.
Руб, с трудом отодрав мои сцепленные пальцы, от своего ворота, с отвращением скидывает с себя мои руки. В его черных глаза плещется страх и холодное отвращение.
— Мерзкий выродок, полукровка, — рычит. — Не смей ко мне даже прикасаться, а тем более применять свое колдовство иначе я…
— Иначе что? — я вскинул бровь, угрожающе блеснув на него глазами.
— Узнаешь, что — кидает напоследок. Затем резко развернувшись исчезает поднявшись по лестнице ведущей из подземелья. Где и находился мой рабочий кабинет.
Он ушёл, а я ещё с минуту смотрел на свою ладонь, на которой бесновались голодные языки тёмной энергии.
С тех пор как отец слёг я, был частым посетителем его покоев. Тем более не так давно его спальню переоборудовали под кабинет и он мог подписывать бумаги решать государственные и политические вопросы и даже проводить встречи не вставая с постели.
Верховный герцог Говард — Мурман фон дер Мордал / Саксарский, был давно и неизлечимо болен и имя его болезни — старость. Я всеми мыслимыми и немыслимыми способами старался поддержать ещё теплящуюся жизнь в немощном теле герцога. Готовил отвары, накладывал лечебные повязки на больные и опухшие суставы, смазывал воспаленную от опрелостей кожу. Но бесконечно жить никому не дано, и я понимал, что рано или поздно Мара заберёт отца, как и когда-то мою мать в свою обитель. И я боялся этого больше всего на свете, потому что не хотел его терять. Не знаю откуда во мне был этот страх, ведь к обычным человеческим чувствам я был чужд. Возможно, я помнил ещё ту юношескую привязанность, что жила во мне к отцу, прежде, чем я навсегда лишился сердца, а с ним чувств и желаний. И всеми силами держался за эту тонкую нить призрачной сыновей любови, что ещё давала мнимую надежду на то, что когда-нибудь я вновь смогу полюбить. Мне казалось, что с его смертью, я потеряю последнюю возможность хотя бы помнить о том, что такое это чувство.