Сердце Демидина
Шрифт:
Первый рассказ, прочитанный Вояниновым, был о трупе учителя музыки, играющем на скрипке.
Героями второго были молодожёны, откусившие друг у друга носы.
Затем Воянинов представил начало нового романа, нечто совершенно гениальное о поедании окровавленных бинтов хирургом-кардиологом.
Зрители смиренно внимали живому классику. Кто-то кашлянул, кто-то еле слышно вздохнул, но один негодник, забывшись, зашелестел конфетной бумажкой. Трагическая девушка одарила негодяя, жрущего сладости посреди агонизирующей Вселенной, таким взглядом, что бедняга чуть не подавился.
Когда Воянинов
– Над чем вы сейчас работаете? – почтительно спросили его из зала.
– В последнее время меня интригует психология ужаса, – зашлёпал мокрыми губами Воянинов. – Страх и стыд заставляют людей тесниться на небольшом островке, который обыватели считают реальностью. Но мы, посвящённые, – аргонавты, странствующие по океанам Ужаса. Страх только раздувает паруса наших кораблей. Мы радуемся и своей и чужой боли, и трупы приветливо улыбаются нам.
Он приподнялся со своего стульчика и обвёл глазами аудиторию.
– Им нечего с нами делить, – объяснил он, понизив голос до интимного шёпота, – ведь мы готовы питать их своей плотью добровольно.
В его доверительном тоне было нечто тошнотворное.
– Райское яблоко было слишком примитивно в своей целостности, поэтому его полагается часто… надкусывать, – сообщил он, причмокивая. – Первую Вавилонскую башню строили из кирпичей. Но её необходимо было воздвигать из трупов самих строителей. Настоящая магия требует крови, – продолжал он. – В стране мёртвых новая Вавилонская башня давно построена. Это чёрный маяк, свет которого ослепляет посильнее солнца.
Он ухмыльнулся и почесал лоб. Его губы отлипали одна от другой медленно, будто сквозь них что-то протискивалось наружу.
– Ужасу нужно будет сгуститься для того, чтобы он стал императивом. Посвящённым он предстаёт бездной, на дне которой пространство сжато настолько, что трескаются рёбра. Профану ужас явится в личине демона, высасывающего из человека обывательщину так, как чревоугодник высасывает устрицу…
Вояниновская клешня ползала вниз и вверх по его физиономии. Жёлтые ногти скребли голубую щетину на подбородке, и царапающий звук доносился до дальних концов подвала. Люди слушали его, как загипнотизированные удавом мышата, но Коньков чувствовал к нему отвращение.
– Станьте бессмертными, или умрите, – вещал Воянинов. – Россия – страна хохочущих богов, логово распутного хаоса и спящего в золотом гробу уранового яйца. Она воняет лошадиным потом и бьёт жирную планету копытом. Она жаждет своего наездника, страшась и вожделея, она творит его из собственных ночных кошмаров. Его, как гомункула, уже взращивают в подземных лабораториях.
Глаза Воянинова закатились, как у впавшего в транс колдуна.
– Он вознесётся посреди сухой горячей степи над бетонным кораблём, плывущим посреди Евразии. Он будет похож на грозовую тучу, на дирижабль. Он будет всегда голоден, и ему понадобятся ваши кровь, страх и ваш блуд, чтобы насытиться. Уже совсем скоро он будет учить вас молиться и ненавидеть.
Старший лейтенант Коньков встречается с Вовой Понятых
В один из майских дней 1989 года старший лейтенант Коньков назначил встречу с Вовой Понятых
Коньков пришёл пораньше, чтобы спокойно посидеть и полюбоваться молодой зеленью.
На скамейке напротив два потёртого вида человека обсуждали что-то вполголоса и поглядывали на Конькова. «Будут деньги просить», – решил Коньков. Действительно, один из них, небритый, лохматый, с лихими весёлыми глазами, направился в его сторону. Второй – щуплый интеллигент в стареньком пиджачке – вскочил и побежал следом со словами: «Ну что ты, неудобно!»
– Мужик, будешь свидетелем! – сказал первый Конькову. – Этот ханурик говорит, что америкосы первые в космос слетали. А ты что скажешь?
– Я такого не говорил, – вякнул интеллигент, но первый сделал вид, что его не слышит.
– Наши, – лениво ответил Коньков.
– А на Луну?
– Луноход наши первые запустили.
– Конечно, наши! – притворно обрадовался мужик. – Я сразу понял, что ты человек умный… а у тебя рубля нет случайно?
– Ну на тебе рубль, – сказал Коньков, доставая из бумажника аккуратно сложенную бумажку.
– Спасибо, друг! – мужик, похоже, на щедрость не рассчитывал и даже задохнулся от благодарности. – Если тебе что будет нужно, мы тут всегда в этом парке… Пошли, ханурик, не будем приставать к человеку, – и он стал подталкивать приятеля к выходу из парка.
Вид у него был самодовольный и хитрющий.
«Это он такой довольный, что меня обработал, – Коньков, улыбаясь, поглядел ему вслед. – Ну дипломат. Ну Бисмарк».
В дальнем конце аллеи показался Вова Понятых. Он сначала прошёл мимо, как учили, спустя пару минут вернулся и, увидев разрешающий взгляд старшего лейтенанта, присел рядом. Понятых был одет в серый пиджак и джинсы. На его поясе поблёскивала цепочка от карманных часов. Выглядевшая вполне обычной комбинация – пиджак, синие джинсы и карманные часы с цепочкой были одной из разновидностей гражданской одежды, по которой могли узнавать друг друга агенты КГБ.
– Ты неплохо работал, – серьёзно начал Коньков, – и принято решение использовать тебя для более ответственных задач.
– Спасибо! – с чувством ответил Вова.
– Поедем завтра на слёт студенческой песни, – сказал Коньков. – Там будет некий Демидин Константин Сергеевич. Познакомишься с ним и с его группой. С твоей внешностью это не должно быть трудно.
– А зачем ему моя внешность? – удивился Вовка.
– Мужик повёрнут на славянских генах, – ответил Коньков. – На языческих богах, граде Китеже и тому подобном.
Коньков вздохнул. Он стеснялся своего хрупкого телосложения. Вова был на полголовы выше и выглядел как Иванушка из сказки. Хотя в его внешности было что-то несерьёзное.
– Завтра в 9:00 у Ярославского вокзала, – сказал Коньков. – Возьми палатку и спальник, одень что попроще и без всяких иностранных надписей. Едем в одном вагоне, но друг друга не знаем. Демидин поедет в той же электричке. Попробуй войти к нему в доверие. Вопросы есть?
– Вопросов нет, – ответил Понятых.
– Оружие с собой не брать, – пошутил Коньков.