Сердце дракона, или Путешествие с Печенюшкиным
Шрифт:
Войти в образ, выйти из образа, загримироваться, разгримироваться --думаете, все это так быстро? А общение с друзьями? А ежевечерние, вошедшие в обычай, посиделки у доброго Дракошкиуса Базилевса?
Фургончик-блиномет прочно поселился во дворе у престарелого вельможи. В домашнем театре Базилевса спектакль "Найденная в капусте" давали уже трижды. Общее же количество представлений помнил наизусть только один Федя, с удовольствием копивший денежки.
– - Зачем тебе золотые, Федор Пафнутьич?
– - подтрунивал Печенюшкин.
– - У нас в Фантазилье деньгами больше не пользуются, монисто тебе не пойдет, а золотую статую в полный рост и так отольем. Хочешь -- верхом на Никтошке?
– - Наколдовать-то ты можешь хоть черта в ступе, -- обижался домовой.
– -Эти деньги трудом заработаны, понимать надо. У нас две девицы-красавицы подрастают, оглянуться не успеешь, как в возраст войдут. Вот и будет им на приданое.
Насчет возраста Федя, возможно, был прав. По крайней мере у Алены УЖЕ появился таинственный поклонник. Каждое утро ворота поместья Базилевса распахивались, впуская мальчика-посыльного с букетом свежих роз. Цветы неизменно опоясывались тонким золотым браслетом, а в ворохе полураспустившихся бутонов покоилась влажная от росы записка: "Для прекрасной Элен".
Пока браслетов у Аленки накопилось пять -- с кораллами, гранатами, сапфирами, рубинами и аметистами. Посыльный на вопросы не отвечал, старательно изображая немоту. И хоть друзья, поднаторевшие в актерском мастерстве, сразу раскусили вранье, применять чародейские методы дознания считали нетактичным.
Лиза, довольная успехами сестры, отчасти ревновала. Алена решила подарить браслеты сестре. После долгих уговоров Лиза выбрала два, с сапфирами и кораллами. Печенюшкин, одолеваемый просьбами сестренок, пообещал, ухмыляясь, разобраться с поклонником. Лампусик заявил, что у фантмейстера есть и другие заботы, и предложил взять расследование на себя. "Все будет хорошо, -- заверил он, как всегда, -- вы только не огарчивайтесь".
Никтошка заболел театром очень серьезно. Каждый раз он привносил в свою роль новые элементы. В сцене расставания с Элен слон вначале сморкался в огромный красный платок, потом счел это неубедительным и стал рыдать в зеленое ведро, а в платок заворачивал деньги, полученные за собственную особу. Затем Никтошка вообще перестал рыдать и сморкаться, решив, что сухая отрывистая речь лучше передает страдания. Теперь деньги он складывал в ведро и накрывал его платком.
Первое время слон ходил за Лизой по пятам и умолял написать трагедию, где его роль была бы главной. Узнав, что на свете есть еще и другие пьесы, причем довольно много, Никтошка очень удивился и обрадовался. Печенюшкин неведомым путем добыл для него красочное издание "Гамлета" в переводе Пастернака. С этой поры самонадуваемое животное с Шекспиром не расставалось, восторженно зубря монологи принца Датского.
Федя обзавелся пудовой книгой отзывов. Таскать ее с собой постоянно было тяжело, поэтому домовой особо трогательные фразы выписывал для себя на клочках бумаги, все время терял их и ругался.
Пиччи часто общался с Тюнь-Пунем. При всех они говорили обычно о китайских древностях и парадоксах истории, темы же их бесед наедине никто не знал. На робкие вопросы Феди и сестренок -- когда же, мол, обратно?
– -мальчуган неизменно отвечал, что скоро все определится...
Интереснее всего проходили вечера. В уютную гостиную, кроме самого Базилевса и труппы Теодоро, допускался лишь Тюнь-Пунь. Помимо дружеских, китаец выполнял при старом драконе еще множество функций. Советник, врач, повар, секретарь, парикмахер, массажист... казалось, что мудрец умел делать все на свете. Он сам накрывал на стол и потчевал гостей экзотическими, необыкновенно вкусными кушаньями. Насекомые, каракатицы, ласточкины гнезда и все остальное, что могло бы вызвать у девочек неприятие, навсегда пропали из меню. Другое дело, что курица, приготовленная Тюнь-Пунем, напоминала по вкусу сахарную кукурузу, а тушеный папоротник -- белые грибы. Зато когда Алена заскучала по окрошке и пельменям, на следующий же вечер она получила и то и другое. Причем пельмени были совершенно такими же, как у бабы Люси, что не удавалось больше никому из многочисленной родни Зайкиных.
Базилевсу и его доверенному Печенюшкин открыл почти всю правду. Хозяева знали, что гости их -- из будущего, скрывалась только цель путешествия. Хотя Тюнь-Пунь, судя по его отношениям с Пиччи, знал и это.
Изгнанник с друзьями спасается в прошлом -- так выглядела версия для дракона. В последнее время здоровье старого полководца изрядно ухудшилось, и полную информацию решено было открыть ему только после неспешной подготовки. Даже во время спектаклей китаец порой незаметно исчезал и, вернувшись, заботливо подносил Базилевсу лакированную чашу с целебным питьем или несколько ярких драже, начиненных лекарственными травами.
Кстати об изгнании. Как-то Лиза сильно удивилась неожиданно пришедшей мысли. "Пиччи!
– - закричала она тут же.
– - Как же так?! Тебя ведь изгнали из страны, а мы сейчас пусть в прошлом, но в Фантазилье!" "Ну и что?
– -невозмутимо отвечал Печенюшкин.
– - Я же здесь ДО ТОГО, как меня выгнали!" Лиза задумалась, с сомнением покачивая головой, но временно вопрос был исчерпан...
После ужина обычно рассказывались истории с приключениями. Большинству героев находилось о чем вспомнить, даже сестры Зайкины, несмотря на нежный возраст, испытали не мало. Слушая Базилевса, Лиза всегда закрывала глаза. Ей казалось, что на воздушном корабле под тугими парусами она вплывает в яркий, прекрасный, суровый и нежный мир, полный надежд и света. Расставания и встречи, звон мечей и клятвы красавиц, солнце, всходящее над полем синих цветов, и ласковая теплая ночь, пронизанная томительной грустью о прошлом, которое невозвратимо, даже если тебе всего одиннадцать лет...
В свою очередь, хозяин дома и Тюнь-Пунь заслушивались воспоминаниями героев о будущем. Даже история Гамлета была им внове. В повествовании талантливого Никтошки грань между рассказчиком и несчастным принцем постепенно стиралась, так что к финалу потрясенные слушатели обалдело смотрели на слона, словно бы чудом воскресшего из мертвых.
Тему гибели Мурлыки Дракошкиуса Печенюшкин и его команда договорились не трогать. Базилевс также, по неизвестной причине, вопросов о племяннике не задавал. Проболталась на пятый день, конечно, Лиза.
– - ...Велел мне Гоша, завуч наш мерзковатый, после уроков остаться, --тараторила она увлеченно.
– - Ты, говорит, загордилась! Ничего я не загордилась, говорю, это вы бы на моем месте от гордости четыре обеда в столовой съедали бы каждый день, а так только три и булочку. Хорошо считаешь, говорит, а почему же тебя с контрольной по математике выгнали? Потому и выгнали, говорю, что хорошо считаю. Я еще пятерым контрольную решила, потому что это несправедливо, если у человека способностей нет, ему двойку ставить. Ладно, говорит, пусть для кого-то ты героиня, а для меня пока ноль без палочки. Исключаю тебя из школы на три дня до педсовета, а там поглядим. Ну и глядите, думаю, своими очочками, они у вас вечно мутные, дальше носа ничего не увидите! Вышла в коридор, а там Аленка ходит, волнуется. Первый класс, банты-фартук, фу-ты ну-ты, важная вся. Я ей рассказала, она как заревет! В сто ручьев! Такая несчастная... Я говорю, Ленка, ты по-моему так же убивалась, когда Дракошкиус погиб, а тут дело-то пустяковое... Ой!.. То есть не погиб, а окаменел... То есть ранили и выздоровел...
Лиза спрятала красное лицо в ладонях, не в силах поднять глаза на Базилевса.
– - Милый Печенюшкин, -- тихо проговорил дракон, когда Лиза уже успела сосчитать про себя до двадцати шести, -- не сердитесь на ребенка. Надо сказать, что рано или поздно я ожидал скорбной вести. Ваше появление у меня не вполне походило на случайность. Будем откровенны до конца.
– - Он машинально принял и осушил -- каждая голова по глотку -- сосуд, поднесенный Тюнь-Пунем.
– - Я прошу вас сообщить мне все до самых незначительных подробностей о смерти племянника.