Сердце дурака
Шрифт:
– По-видимому, истоки этой легенды нужно искать в тех давних временах, когда род человеческий еще не был разделен на гномов и негномов придворным алхимиком Кунктатора I. Во всяком случае, профессиональная подготовка одного из героев предания полностью исключает гномов: со времени появления нашего народа мы никогда не уничтожали деревья, используя в повседневной жизни материалы, полученные из листьев и цветков одуванчика. Кстати, пора сбора цветков одуванчика предшествует многочисленным свадьбам нашей молодежи. Поэтому в это время можно наблюдать, как вечерами стайки юных особ, мечтающих о любви, слетаются на луга, чтобы посоветоваться с одуванчиком и узнать свою судьбу - знаменитое "Любит, не любит". Таким образом это странное предание повлияло на жизнь гномов, привнося в нее романтизм и волшебство прошлого. Стержень всей шестичасовой Деревянной легенды (средняя скорость среднего сказителя), состоящей из двенадцати частей, в следующем: девушке нравятся двое симпатичных парней, один из них - столяр, другой - кузнец. Она сомневается, не знает, кого из них выбрать (проблема выбора - теория вероятности, разработанная Счетоводом).
2
– У меня семь пальцев. Поэтому меня так зовут: "Семипалый". На ногах и на руках. Это сколько будет? На одной - три, на другой - четыре. Больше на два пальца - это у меня с рождения. Мне уже пять лет. Не как у Горбатого - тот нарастил себе мозоль сам. Горбатый особенно трудолюбив. Я с ним дружу, то есть помогаю ему, когда он попросит. Я листаю ему страницы, сшиваю книги, готовлю текст. Горбатый - систематик, он обозначает все вокруг. Я еще не выбрал, кем быть. Многое мне нравится: и разведчиком, и стукачем, и пугателем, математика нравится. Слушать люблю, разговоры у людей забавные, но чаще - кто кого любит или ненавидит, им это нужно знать, чтобы легче обманывать друг друга и любить себя. В октябре меня посвящают в короли. Мы давно уже никому не служим, но древние правила выполняем. Только полезные сейчас. Когда я стану королем, наступит моя очередь целый месяц управлять всем и ничего не делать. Конечно, это нужно, но никто управлять не любит - слишком много времени уходит на безделье. Мы живем все время и сделать нужно много. Сначала я буду учиться у Солнечного короля. Его так назвали, потому что он хотел увидеть солнце, а многие считали это невозможным. Он даже надувал шары теплым воздухом, но за облака улететь не смог. Потом, когда появились цветы, он стал за ними наблюдать и ухаживать. И все гномы считают, что он занимается очень нужным делом, и хвалят его, и в его школу очень трудно попасть. Он говорит: "Цветы солнце", - а когда люди пытались их сжечь, он всюду собирал цветы и семена и прятал их. А потом он смотрит, как они растут.
3
– Ты видел когда-нибудь, как растет подсолнух? Это самый большой цветок, за которым я наблюдаю. Я всегда хлопаю в ладоши рано утром, когда цветы спят и летают во сне. Я делаю это тихо, не приближая ладони друг к другу; я думаю об этом, но все равно подсолнухи просыпаются первыми и смотрят на меня, и поднимают высоко-высоко, выше всех цветов и деревьев. Я улетаю дальше, сначала к роще, а потом снова к началу поля, и внизу подо мной тысяча двести одиннадцать зеленых глаз, сто сорок дней подряд, пока не наступит осень и время цветущих одуванчиков. Это мои последние цветы, год рассыпается и уходит со снегом в сон. Все спит и надеется расцвести и ожить в звуках и красках бесчисленных новых цветов, названия которым нужно еще придумать. Написать старую песню в новом году: мне кажется, что когда-то они улетели от нас навсегда или превратились в траву и колючки. А сейчас вновь вернулись и стали еще лучше и прекраснее, потому что мы их вспомнили и полюбили. Цветы и ветер, меняющие облик и дни, с каждым часом раскрывая букет огромных соцветий, рисуя калейдоскоп неповторимого и нужного каждому здесь и там. Необходимого, как дождь в саду, как прошлое зимой, как вне дорог попутчик бесконечный. Ветер в цветочном лугу, дающий смысл и тепло когда-нибудь увиденного солнца.
День рождения
1
Прошел почти месяц с тех пор, как я вернулся со студенческой конференции. Я стою в толпе встречающих, в руках - цветы все из того же неиссякаемого монастырского источника. На меня странно смотрят: что же я собираюсь делать с этой зеленью? Мне все равно, лишь бы милая меня не подвела и действительно прилетела обещанным самолетом. И уж тогда вы не на мои цветы глазеть будете такой красавицы здесь не сыскать. Я волнуюсь, вытираю ладони; наконец-то подогнали трап. Один, другой, третий - серые камешки, фон для моей (моей, черт возьми!) любимой: она все в том же голубом брючном костюме, все так же хороша и недосягаема для всяких задрипанных студентов. Я робею, вытягиваю руку с цветами, прячусь за ними, и нерешительно делаю шаг вперед.
– Здравствуй, мой хороший.
2
– Все боится времени, а время боится пирамид. Все мы боимся женщин. Чего же боятся они?
– Ах ты, глупыш.
– Жизнь достаточно коротка. Поэтому я пытаюсь натворить как можно больше глупостей. Мало того, что они приятны, о них, оказывается, и приятно вспоминать. Так что называй меня, как угодно. Если хочешь, то и милым.
– Милый, мне нравятся твои глупости.
3
– Кстати, к двадцати пяти годам ведущие киноактеры вставляют вместо своих фарфоровые зубы в том порядке, в котором природа бессильна - в идеальном. Поэтому им есть смысл так часто улыбаться.
Я внимательно посмотрел на Милу. Она еще раз широко улыбнулась и сказала:
– Представляю, как у них клацают зубы.
– Ты - прелесть, - смеясь, сказал я.
– Пожалуй, я к тебе начинаю привыкать.
– А я уже привыкла.
4
Я делаю вид прилежного и внимательного ученика, впрочем, как большинство студентов нашего потока. Я мечтаю (что, кстати, я делаю всегда). Я тщательно вношу все анатомические подробности моей подруги в общую тетрадь по Земледельческому праву. Надеюсь, что вчера заменит сегодня, а сегодня завтра. Я вновь иду босиком по теплому бетону навстречу своей надежде. В руках - цветы. Поляна, и редкое ощущение, что никто в целом мире не помешает и не сможет вмешаться. Я открываю глаза: рядом со мной стоит Изобретатель Плуга. Весь курс притих, я тоже - ведь я здорово рисую, особенно под свежим впечатлением недавних событий. А вдруг понравится? Шишки с маслом: гордо поникнув головой, я иду прочь из зала, без тетради и без настроения. На широком подоконнике, где я устроился с ногами, все возвращается на свои места. В оставленной кем-то газете я нахожу единственную интересующую меня рубрику: "Сегодня в кинотеатрах". Здорово! "Великолепная семерка". Я так много слышал об этом фильме от своей матери. Она часто рассказывала мне вместо сказок содержание виденных фильмов. Странно, но мне кажется, что фильмы предыдущего поколения были более значимы и интересны. Мать мне говорила, что на фильм шли, как на праздник, тогда фильм был эпохой и верой в лучшее. Пили, что ли, больше или билеты были дешевле? Я вспоминаю названия "слышанных" мною фильмов: "Звуки музыки", "Лев зимой", "Огни большого города", "Бумажная луна"... Если бы мне довелось когда-нибудь сочинять мемуары от скуки и безденежья, я обязательно написал бы их в виде сценария - за фильм больше платят. И эпиграфом к нему я поставил бы золотым монументом вечной мудрости и оптимизма слова Красной Шапочки: "Неприятностей на свете не бывает никогда". Они бывают только у меня, так как я себя причисляю к пессимистам земледельческого толка, и, пожалуй, в этой партии я один без последователей и продолжателей дела борьбы за свободу рисования. Но вот, наконец, лекция закончилась. Из дверей актового зала важно вывалился Изобретатель Плуга и подошел ко мне: "Что же вы, молодой человек, не сказали о столь значительном событии в вашей жизни - свадьбе, состоявшейся вчера? А? М-да, да, держите свою тетрадь. Поздравляю. Но не забывайте об учебе. Впрочем, и это пройдет". И он засеменил дальше. Я ошалело смотрю ему вслед: черт возьми, какая свадьба, какие события, что пройдет? Я так растерялся, что, слава богу, ничего не успел спросить. Я смотрю на улыбающегося Дина - он в первых рядах ржущей толпы, и, наконец, соображаю: нахал, женил меня без спроса, без благословения, сукин сын. Дин осеняет меня крестным знамением, и вот я уже разведен неизвестно с кем, и всей гурьбой мы мчимся в столовку. "Компот за счет жениха!" - кричит Дин.
Большая перемена. И только на следующей лекции я обнаруживаю пропажу из моей фамильной галереи того злополучного листка с обнаженной Милой. Старый хрыч, и он туда же. Однако, вполне возможно, дело здесь в другом - просто ему понравился рисунок, как произведение искусства, я же говорил, я здорово рисую. А еще я думаю, что будет со всеми нами лет десять, двадцать спустя? Когда пройдет первая, затем вторая молодость? Сможем ли мы вот так неприхотливо, не обращая внимания на качество, а только лишь на количество, поглощать студенческие обеды, лекции, поцелуи, призывы, мечты и гимны?
Каждая лекция у нас начинается с гимна. Мы стоим и ждем - конца гимна, разумеется. Вначале я страдал, исчерпав все возможности приспособиться и разнообразить фонограмму; сочинял новые слова, извращал мотив, опаздывал или вовсе не приходил, пока, наконец, не сообразил заткнуть уши ватой - нет ничего лучше безмолвного протеста. Иногда я не вынимал вату и на лекциях. В тишине и покое я сосредотачивался, становясь серьезным и внимательным слушателем, тем самым по дешевке приобретая у преподавателей репутацию вдумчивого студента. На месте Президента я издал бы указ об обязательном ношении ваты в ушах всеми гражданами Империи. Тогда, я уверен, процент лояльности в нашем государстве резко увеличился бы. Хотя, впрочем, есть и свои отрицательные моменты: если бы не вата, то я услышал бы, как ко мне подбирается Изобретатель Плуга. Однажды, еще в начале семестра, он перед лекцией и гимном сказал: "Дети мои, я понимаю, что слушать одно и то же по пять-восемь раз в день, мягко говоря, надоедает. Это как в семейной жизни: вначале любишь, потом ненавидишь, затем привыкаешь. Я думаю, вы прочно заняли позиции в третьей стадии. Поэтому я не буду включать фонограмму перед своей лекцией, а просто мы с вами отстоим положенное время и примемся за работу. Поймите меня правильно - эта привычка пригодится вам в будущем. Выдержка и еще раз выдержка. Я работаю в университете уже двенадцать лет, и каждый день, перед каждой лекцией визирую у декана свои материалы. Это может не нравиться, но это обоснованно и логично". Вначале я не затыкал уши на его лекциях и предлекционном отстое, но мне это не помогло - в ушах привычно звучал накрепко вдолбленный гимн, а с ватой, как ни странно, - нет. Говорят, в следующем семестре начнется судебная психология, вот тогда я все узнаю об этом феномене.
5
Я иду по скошенной траве под зелеными сводами июньских деревьев мимо останков древнего фонтана к голубому храму язычников. Улица распадается на многочисленные переулки и отрезки, соединяясь возле Юбилейного парка. Впереди идет девушка - случайный попутчик на общей дороге. Она села на деревянную скамью, поправляя обеими руками волосы. Я прошел мимо. Через несколько минут я обернулся, девушка шла за мной. Холодный северный ветер дул в спину и заставлял идти быстрее. Я ускорил шаги и вскоре стоял возле старинных дверей храма.
– Вы мне не поможете? Я не могу закрыть, - сказала девушка, протягивая мне свой алый зонт.
– Привет, - говорю я.
– Я помню вас, как-то давным-давно мы сидели с вами в одном кабаке, правда, за разными столиками. Впрочем, это неважно. Держите, все в порядке.
– Спасибо.
– Нам, видно, по пути?
– Я здесь случайно, а в общем решила сходить в кино. Это рядом.
– К сожалению, у меня другие планы, но если вы не против, я провожу вас до кинотеатра. Хорошо?
Девушка согласно кивнула головой, и мы вместе пошли по ступенькам вниз в сторону проспекта Вождя.