Сердце дьявола
Шрифт:
– Ну что же, – вздохнул с деланной озабоченностью Волин. – Надо доказать – обязательно докажем. Пьяный дебош с битьем окон подойдет? До пятнадцати суток по решению суда.
– До пятнадцати? Нормально. Всю жизнь мечтал поучаствовать в пьяном дебоше и именно с битьем окон, – закивал телохранитель. С нервами у него, надо сказать, все было в порядке. Понял, что до утра все равно не отпустят, и вел себя соответственно ситуации. Нагловато, но обаятельно.
– Кстати, – поинтересовался Волин. – Если не секрет, чем вы занимались вчера, с двух до четырех часов
– Конечно, секрет. Военная тайна.
– А что так? – вздернул брови Волин, не переставая сахарно скалиться.
– Да так, знаете, товарищ следователь. Вот вы сперва составьте официальный протокол о взятии гражданина такого-то под стражу, укажите причину, объясните, в чем меня обвиняют, пригласите адвоката, на которого, кстати, я имею юридическое и конституционное право, позвольте ему ознакомиться с материалами дела и бесспорными доказательствами моей вины, и вот тогда-то, – телохранитель назидательно поднял палец, – и только тогда будете проводить допрос и проверять мое алиби. А до тех пор я отказываюсь от дачи каких-либо показаний. Вот, кстати, и свидетель вашего произвола, – он кивнул на дознавателя. – Вы, товарищ следователь, грубейшим образом нарушаете все уголовно-процессуальные нормы. Мало того, что работаете за пределами подведомственной вам территории, так еще и хватаете честных граждан без всяких на то оснований. Нехорошо. Даже, я бы сказал, обидно. Вот из-за таких, как вы, население и не любит милицию.
– А вас, как я погляжу, голыми руками не возьмешь, верно? – улыбнулся еще шире Волин.
– А вы как думали?
– А я думал, мы поладим.
– А я разве давал вам повод так думать? – насмешливо спросил телохранитель. – Что-то не припомню. – Он выдержал театральную паузу, а затем заговорил, как бы для себя, но так, чтобы слышали Волин и дознаватель: – Досада, а? Так хотелось дельце гнилое на фраера ушастого навесить, да незадача – не получается. И стараемся, из кожи лезем, а все никак. Ручонки, стало быть, коротковаты. Фраер-то не такой уж и фраер, как выяснилось. Ну не понимает, дурак, своего счастья. Не хочет на зону, и все тут. Хоть ты тресни.
– Да уж, и правда. – Волин демонстративно зевнул, поднялся. – Вы, значит, пока в камере для временно задержанных подремлете, а с утра мы вместе все и выясним. Что «навешивать», за что «навешивать».
– Это верно. Утро вечера мудренее, – согласился телохранитель и кивнул дознавателю. – Ну веди, голубчик.
Наташа потянулась к Сашиному плечу, потерлась о него щекой. Движение было кошачьим, мягким и удивительно нежным. Он улыбнулся.
– Здорово.
– Что?
– Ну это вот. Она поднялась на локтях, посмотрела на него:
– Слушай, а почему ты пришел именно сегодня? Почему не завтра или не послезавтра?
– Как раз сегодня я был готов морально, – ответил он, не открывая глаз.
– Значит, дело в морали?
– Вот именно. Я вообще жутко моральный человек.
– Я так и поняла. – Наташа взяла его руку, подняла, положила голову на ладонь.
– Это хорошо. Будешь хорошо себя вести, когда выйдешь замуж.
– За тебя?
– Если это предложение, то я согласен. – Наташа засмеялась и шлепнула его по плечу. Саша расплылся в довольной улыбке. – Вот. Женщина еще не успевает поставить подпись в книге регистрации, а уже начинается рукоприкладство. Тренькнул стоящий у кровати телефон. Наташа хмыкнула.
– Кто это? – Саша открыл глаза.
– Ума не приложу, – она посмотрела на часы. – Половина четвертого. Все мои знакомые в такой час уже спят. Может быть, ошиблись номером?
– Не бери трубку, – оперативник снова закрыл глаза. – Завтра позвонят.
– А вдруг что-нибудь важное? – Наташа протянула руку, сняла трубку. – Алло? Да, я слушаю. Кто? Какой Боря? – прикрыла трубку ладонью. – Какой-то Боря.
– Скажи, что ты сегодня вышла замуж и что я завтра найду этого Борю и отболтаю ему правое ухо. И левое тоже. Скажи, что оба уха отболтаю. Наташа улыбнулась:
– Так и сказать?
– Так и скажи, – со зловещей угрозой сказал Саша. – Вот прямо сейчас и скажи. Чтобы не расслаблялся.
– Что? – спросила Наташа уже телефонного собеседника. – Кто передал? Хорошо. Завтра? Во сколько? Хорошо. Ничего страшного. Спокойной ночи. Она повесила трубку, легла, положила голову на мускулистое Сашино плечо.
– И что было нужно этому Боре?
– Один общий знакомый уехал, оставил посылку, попросил этого Борю передать. Сказал, что срочно.
– А что, утром нельзя было позвонить? Если этому Боре не спится, так теперь и все остальные должны полночи козлами скакать?
– Ты опять ревнуешь?
– Ни капельки.
– Нет, ревнуешь. – Наташа повернулась на бок, чмокнула его в щеку. – Просто этот Боря очень ответственный человек. Ему сказали срочно, он прямо с вокзала и позвонил, – она прильнула к Саше всем телом, забросила ногу на его бедро, погладила живот, опустила руку еще ниже.
– Эй, эй, эй! Полегче, полегче. Мне же вставать в шесть, – «возмутился» Саша.
– А если очень хочется? Вдруг ты завтра жениться раздумаешь? – прошептала Наташа серьезно. – И я тебя больше не увижу?
– Я? Да никогда. Мое слово – кремень. Можешь у вашего управляющего спросить. Он знает. – Саша открыл глаза. – Значит, так, ты завтра во сколько заканчиваешь?
– В пять, – Наташа улыбнулась, но в улыбке этой было больше задумчивости, чем радости. – В воскресенье у нас короткий день.
– Завтра в пять я заеду за тобой, и мы поедем в загс подавать заявление. Надеюсь, ты с этим Борей не после работы встречаешься?
– Нет, утром, по дороге в банк.
– Вот и отлично. Загс где-нибудь поблизости есть у вас?
– Одна остановка на автобусе, – по-прежнему серьезно ответила она.
– Во повезло-то, – он засмеялся. – Значит, еще и на автобусе прокатимся? Класс. Только паспорт не забудь взять, а то заявление не примут.
– Как скажешь, – ответила Наташа и прижалась к нему еще теснее.