Сердце Эухеньо
Шрифт:
Он адекватный, смотря по письму,
Достаточно вежлив, примерный он муж,
И вряд ли сюрприз мне какой учудит.
Может быть, даже во мне пробудит
Желание на автожире летать.
Что это такое, еще бы узнать".
С этими мыслями Лена вошла
В аэропорт, где билеты взяла.
В царство бермудских таинственных вод
Плавно поднялся большой самолет.
Лена расслабилась, туфли сняла,
Стаканчик вина для души приняла,
Взгляд
В мраке вечернем летело ОНО.
Лена старалась сознанье хранить,
Но все же упала. В себя приходить
Она начала на Бермудах, когда
Ей в рот залилась вдруг морская вода.
Открыла глаза - рядом с ней джентльмен,
Он от нее отгоняет мурен
И улыбается ей с теплотой.
Вокруг все сияет своей красотой,
Рядом стоят штук 15 детей
И женщина пальмы тончайшей стройней.
Лена была журналистики бог:
На ноги встала и, сплюнув песок,
Тут же спросила: "А вы не Боян?"
Он отвечает ей: "Да, это я!
А это Анастасия Нунахер...
Ой, Лена, смотрите, плывут черепахи,
Давайте скорей отойдем от воды.
Пойдемте домой, поедим там еды".
Пошли они сразу в Боянов дворец.
Замечу, читатель, Боян - молодец.
За те двадцать лет, что мы с ним не встречались,
Успехи огромные им достигались.
С Анастасией они нарожали
Восемь детей, семерых еще взяли
В детдоме, построили классный дворец
И записались в спортзал наконец.
Стали они охуенно стройны,
Пропал целлюлит отовсюду с жены,
Боян накачал трицепс, бицепс и пресс,
Добился, чтоб был на Бермудах прогресс.
И вот, в этот дивный и сказочный мир
Лену привел автожирный факир.
После обеда Боян предложил
Лене взглянуть на его автожир.
Вышли они из дворца на простор,
Ступили на мягкий газонный ковер
И подошли к автожиру. Он был
Классный и Попу-Матей восхитил.
Сели вдвоем они в тот аппарат
И стали над домом скорей воспарять.
Боян начал о космонавте рассказ:
"Хотел бы я видеть героя сейчас.
Однажды мы встретились в сердце Парижа.
Я друга вовек не имел, чем он, ближе.
Вдвоем не страшна нам была неизвестность.
Мы с ним в приключение отправились вместе.
Увы! Мы попали в губительный шквал,
И вот, судьбоносным тот шквал для нас стал.
Мой друг, удручен автожира потерей,
Считал, в автожире был счастья критерий.
В печали решил он покинуть меня.
Его умолял я остаться три дня,
Три дня на коленях упорно стоял,
Но друг мой моим просьбам так и не внял.
Решение его уважал я с тех пор
И стойко воспринял его приговор -
Связаться поэтому с ним не пытался,
А городом лишь и семьей занимался".
Лена отличный сняла репортаж,
Запечатлела бермудский пейзаж,
Пару вопросов еще задала,
С совестью чистой билеты взяла
До Бухареста. Теперь предстоял
Ей разговор с бобром, что утверждал,
Будто он знал хорошо Похуеску.
Кстати, как там Похуеску поездка?
***
Голос Румынии передает:
Полет марсианский нормально идет.
Осталось еще сто и пять миллионов
Всего километров. Пилот ходит сонно,
Глядит из окошек, вздыхает в тоске,
Пишет дневник на измятом листке.
***
На следующий день прилетев в Бухарест,
Лена, покушав, отправилась в лес
На непонятную встречу с бобром.
С собой захватила сигары и ром,
Которые муж, сомалийский пират,
Домой привозил часто вместо зарплат
(Все знают: бобры падки на алкоголь -
Тот лечит экзистенциальную боль).
Сквозь чащу пройдя, Лена Попа-Матей
Нору отыскала, приблизилась к ней,
В дверь постучала, и вышел бобер.
Бобер на нее устремил строгий взор,
А Лена ему протянула бутыль.
Бобер взор смягчил и подмел хвостом пыль,
В нору ее сразу к себе пригласил,
Тотчас по сигаре с ней там закурил.
Сказал он, вольготно прилегши на плед:
"Бобер я бобер, и умней меня нет.
Послушай меня, Лена Попа-Матей,
И отзывай космонавта скорей.
Пусть он свой корабль воротит назад,
Ведь может случиться ужаснейший ад.
Ты знаешь, я очень давно с ним знаком.
Он ведь с материнским впитал молоком
Настрой депрессивный, и полный провал
Во всех начинаниях его постигал.
Поскольку он по своим генам цыган,
Ему был совет мной отличнейший дан:
Отправиться в табор, взять пару ежей,
Найти там друзей, стать счастливым уже,
Однако цыгане отвергли его,
Быть может, убогое он существо?
–
Не знаю, но факт остается меж тем:
Дружить ему не удается ни с кем.
Вампирам он также был не по душе,
Его они вскоре прогнали взашей.
Насколько я слышал в лесных новостях,
Родителем даже не сдался он нах.