Сердце Феникса
Шрифт:
Их руки вспыхнули ярким пламенем. Блуждающие огоньки отделялись от сцепленных пальцев и сливались в огненные столбы. Они росли и медленно склонялись над Януэлем, образовывая над ним сверкающий свод. Юноша поднял глаза и увидел, что в центре появился еще один столб, темно-красный, и он движется к нему. С помощью заклинаний мэтры поместили этот столб прямо над головой фениксийца.
Он почувствовал сильную боль. Из глубины его души вырвался страшный крик, мышцы свело судорогой, и его тело выгнулось назад. Потом его сознание распалось и растворилось в пламени, так что мэтры могли отыскать в нем малейшие частицы Желчи. Красное пламя
Сконцентрировав все внимание на ритуале, наставники не заметили, как ковры, покрывавшие стены, на глазах истлели и превратились в пыль. Только мэтр Фарель вдруг ощутил, что атмосфера в зале изменилась; по нему пронесся ледяной ветерок, будто единственное слуховое окно, выходившее на улицу, вдруг распахнулось. Прожилки его прозрачного тела стали фиолетовыми в тот самый момент, когда дубовый стол мгновенно покрылся трещинами и его ножки стали оседать. Даже стены почернели, в воздухе повеяло трупным запахом Харонии.
Охваченный ужасом, призрак отчетливо видел, как в проломе Темной Тропы, захватившей Зал Советов, материализуются черные силуэты. Фигуры были еще нечеткими и двигались как будто за какой-то пеленой, но, едва мэтры Огня осознали их присутствие, Харония вторглась в Миропоток.
Двенадцать харонцев возникли в отблесках, исходивших от огненных арок, возведенных высшими наставниками лиги. Под костяными капюшонами, выраставшими прямо из плеч, угадывались мертвенно-белые вытянутые лица и маленькие зеленоватые глаза, блестевшие из-под опухших век. Их руки со вздувшимися венами торчали из доспехов, похожих на панцири насекомых, а исполосованные шрамами груди были обнажены. Лохмотья человеческой кожи, кишащие насекомыми, свисали со скелетов. Эти разлагающиеся трупы молча шли по залу, держа в руках кинжалы с изъеденными ржавчиной лезвиями.
Благодаря мэтрам Огня, которые исследовали его душу, Януэль почувствовал проникший в его ноздри запах харонцев. Он тотчас попытался избавиться от огненного столба, который причинял ему такие мучения. Паника, царившая в зале, начала подтачивать пламенный свод. Арки изгибались, и наставники, оказавшиеся в ловушке собственной магии, употребляли всю силу воли на то, чтобы не дать обрушиться конструкции. Но свод неумолимо оседал.
Януэль догадался, что наставники, лишенные защиты, стараются завершить обряд, так как их разумы вот-вот вспыхнут в пламени, образующем свод. Он также понял, что, выйдя из-под свода, тем самым обречет их на смерть. Все держалось лишь на его теле.
Первый проникший Темной Тропой харонец подкрался сзади и перерезал горло от уха до уха одному из мэтров Огня. Из пересохшего горла Януэля вырвался крик. Свод содрогнулся. Из-за гибели наставника-фениксийца пламя вышло из-под контроля и охватило все вокруг.
Другие харонцы последовали примеру первого. Януэль оказался перед страшной дилеммой – прерывать ритуал или нет. Но в этот момент из тьмы донесся голос.
– Остановитесь! – приказал он харонцам, которые убили еще нескольких наставников.
Утративший свою телесную оболочку, Фарель смотрел на вновь прибывшего и не верил своим
ГЛАВА 27
В сверхъестественной тишине это существо приблизилось к Януэлю. Обойдя его, оно положило голову ему на плечо.
– Друг мой, Януэль, – прошептало оно, проводя коггеобразным ногтем по его горлу.
Януэль подавил невольно вырвавшийся у него возглас ужаса.
Силдин, это был он.
– Я так рад снова тебя увидеть, – сказало чудовище. – Я так долго ждал этого момента.
Януэль вспомнил своего товарища таким, каким он запечатлелся в его памяти, когда покидал Башню с учителем Дирио. Мурашки пробежали у него по спине от этого могильного голоса, этого смрадного дыхания.
– Я знаю, что изменился… – ухмыльнулся Силдин. – Но зачем нужна красивая внешность, если ты умер, ведь покорять красавиц больше не нужно. Можно добиться куда большего, внушая страх.
– Силдин, – прошептал Януэль, как будто звучание этого имени могло изгнать харонца и поставить на его место прежнего друга из Седении.
– Не бойся ничего, я просто пришел за тобой.
– Послушай, я никуда не пойду.
– Развей свои иллюзии. И… посмотри на меня. Неужели ты станешь судить меня по одежке? По уродливому телу, которое служит мне оболочкой? Нет, потому что ты Януэль-фениксиец и ты не обращаешь внимания на внешность, не так ли? – Он слегка коснулся щекой щеки Януэля, и тот вздрогнул от этого ледяного прикосновения. – Что ты видишь под этой гниющей плотью? – продолжал он. – Твоего лучшего друга. Самого нежного и верного из друзей. Я хочу, чтобы ты понял, за что мы сражаемся, Януэль. Я искренне хочу, чтобы ты увидел те горизонты, которые открывает смерть. Ты считаешь, что харонцы всего лишь звери, алчущие крови и лишенные интеллекта? Конечно нет. Тогда какая разница между мной и тобой? Я тоже борюсь за выживание, за наше выживание… Не говори ничего. Я не лгу тебе, Януэль, я говорю тебе о королевстве, где смерти больше не существует, потому что мы вечны. Странный парадокс. Пойми, у тебя нет права судить нас по тем ужасным оболочкам, которые заменяют нам тела. Пойми, что наша борьба справедлива…
– Нет, – отрезал фениксиец.
– Почему? Ты даже не пытаешься поразмыслить, потому что боишься смерти, будучи уверен, что тебе придется влачить жалкое существование. Все наоборот, Януэль. Жизнь, та единственная жизнь, которая стоит того, чтобы ее прожить, начинается в Харонии. С нами ты больше не будешь знать страданий, ты будешь бессмертен.
– Вы безжалостные захватчики, – ответил Януэль, – вы никому не оставляете права выбора, права выбрать эту жизнь, жизнь в Миропотоке…
– Иначе нельзя, это простая необходимость, – раздраженно ответил Силдин. – Когда весь Миропоток вольется в Харонию, проблема снимется сама собой.
– Но что происходит сейчас! То, что я вижу, – это безжалостная армия, опьяненная ненавистью, у которой только одна цель – подчинить все королевства своей власти. Может быть, у тебя есть для этого какая-то глубинная причина. Возможно, вечность, даже в смерти, в конечном счете ведет к мудрости… Но я так не думаю. Я абсолютно уверен, что это не так.
– Ты отказываешься видеть в смерти высший смысл?
– Я отказываюсь признавать вашу борьбу праведной. Если бы она была таковой, вам не нужно было бы нас убивать, чтобы убедить в этом.