Сердце из стали
Шрифт:
Клэр вдруг подумала, что Максу, как и всем в этом мире, доводилось терять близких и что ей очень хотелось вернуть хоть кого-то.
– Подсадить вас? – спросил шкафчик растерянно.
Клэр пожала плечами. Ей было все равно, но он подвел ее к краю, сказал, что не имеет в виду ничего плохого, и поднял на руки. В поде оказалось пусто. Смятая постель, следы кед Макс, сама Макс, маленькая и незначительная на фоне искусственного чудовища.
– Это очень странно, – сказала Клэр. – Опустите меня, ну же, Лиза, вам тяжело.
Шкафчик вдруг расплылся в улыбке, которую тут же спрятал, но аккуратно поставил Клэр на пол.
– Вы просмотрите записи и расскажете мне, что случилось, правда же? – спросила она.
Шкафчик закивал, а Клэр пошла по лестнице вниз, отматывая каждым шагом по две ступени. Так было неудобно и опасно, но она все-таки шла, потому что до конца дня ей нужно было сделать очень много вещей. В двадцать один сорок пять из Хитроу улетал единственный на ближайшие дни рейс в Москву.
…Клаудия поссорилась с Айзеком накануне дня рождения мамы. Они все должны были собраться в общине, родители давно никуда не вылетали. У Клаудии не было никаких дел на ближайшие пару месяцев, готовилась к выходу ее книга, она задержалась в Москве, чтобы пересечься с парой университетских друзей, по странной случайности не ушедших в под, а дальше – рейс до Нью-Йорка, десять часов благословенного первого класса, завистливые взгляды пары соседей и встреча с Айзеком в аэропорту.
Как назло, история Айзека с его новым гендерно-феминным другом вышла из берегов. Они с Клаудией поругались накануне дня рождения мамы, накануне забронированного ресторана, накануне рейса. Не на жизнь, а на смерть. Айзек настаивал, что Ленни рассматривает его как лучшего друга, а Клаудия случайно увидела их фотографии на странице этого самого Ленни и напряглась. Она умела напрягаться по поводу и без, но тут повод явно был. Клаудия училась читать по лицам, а тут и этого не требовалось. Ленни имел виды на Айзека. В большом мире это считалось вполне нормальным. Айзек рассказывал о нем с бешеным восторгом, свойственным новой дружбе, а Клаудия (тогда еще доктор Клаудия К. Рейес) морщила нос. В итоге выложила ему все, что думала. Грянул гром, случилась ссора. Обычная бурная ссора. Клаудия уперлась рогом, сказала, что хочет, как лучше, Айзек заявил, что не верит ни единому слову, хотя он проникся, она знала, что он уважает ее мнение. И вот ей уже звонят родители, и вопрос ставится ребром, и извиняться должна она. Она ссорится и с родителями и сдает билет.
Конец ознакомительного фрагмента.