Сердце колдуньи
Шрифт:
Он присел на корточки рядом с ней и взял протянутый ему кусок сыра. Прожевал, отломил кусок от каравая, который Филиппа завернула в толстую белую шерстяную тряпочку, и перед глазами возникло белое шерстяное одеяние. Одеяние Брешии. Возникло и пропало.
— Проснувшись в первый раз, — начал он, глядя в пламя, — я увидел себя, только это был не совсем я. И я смеялся, не в силах поверить происходящему.
— О чем это ты?
— Представь, что стоишь посреди огромного зала, битком набитого людьми, и твоя
Она непонимающе уставилась на него.
— Да, наверное, так поступил бы мужчина, но не женщина, — засмеялся он. — Женщинам необходимо прикрывать куда более интересные части тела, чем мужчинам.
— Думаю, твои части тела гораздо интереснее моих. Я — всего лишь я, но ты…
— Что?
Меррим вздохнула и принялась за сыр.
— Твои части тела, несомненно, куда интереснее, чем у бедняги Криспина. Я видела его голым, и это не слишком приятное зрелище. Но тебя я ощупала. И самая выступающая часть показалась мне наиболее привлекательной.
Бишоп надолго потерял дар речи. Боль в вышеупомянутой части тела была почти нестерпимой.
— Ты сбила меня с мысли, — изрек он наконец, глядя в огонь. Боясь посмотреть на нее, потому что голова кружилась от желания повалить ее на землю и избавить от девственности.
— Как это, стоять голой в зале перед всеми людьми и смеяться?! — недоуменно повторила она.
— Как бы ты поступила, Меррим? Стала бы сыпать проклятиями, зная, что это не поможет?
Меррим, хихикнув, согласно кивнула:
— Конечно, нет. И не убежала бы, потому что это будет выглядеть еще более глупо.
— Верно. Конец моего сна примерно таков: ничего не остается, кроме как смеяться.
Меррим протянула ему мех с элем, терпким, свежим, мгновенно согревшим внутренности и решительно вернувшим его на место, в собственную шкуру, туда, где и полагалось находиться, что было само по себе огромным облегчением.
Поняв, что он не собирается ничего больше рассказывать, Меррим пожала плечами. Сон есть сон и к этому времени должен почти забыться.
Она смотрела на его руки, сильные, загорелые, и представляла, как они гладят ее плечи, а может, и ноги, и… даже грудь. Кто знает, что вздумается мужчине делать этими самыми руками?
Она вдруг представила его губы, касавшиеся того места, где вчера были руки. О Боже, Боже! Пришлось поспешно сглотнуть слюну и откашляться.
— Куда мы едем, Бишоп? Он молча показал на север.
— Ты знаешь что там?
— Нет, но твердо знаю, что должен ехать туда и взять тебя с собой. Знаю также, что нужно немедленно отправляться в путь. Это связано с проклятием.
Девушка качнула головой, глядя на снопы искр.
— Что с тобой, Меррим?
Она
— Видишь ли, существуют вещи, которых я не понимаю. Как по-твоему, Меррим, ты сможешь мне довериться?
Он ждал ответа, пристально глядя на нее.
Меррим пошарила палочкой в углях, посылая в воздух новые искры. Наконец, когда Бишоп уже был готов выругаться последними словами, она тихо сказала:
— Да. Смогу.
Бишоп шумно выдохнул, ослабев от облегчения и чего-то еще… возможно, благодарности зато, что она готова идти с ним навстречу неизвестности.
— Но ты не доверяешь мне, верно?
Он смотрел, как шевелятся ее губы. И мечтал прикоснуться губами к этим губам.
«Прекрати! Немедленно прекрати!»
В ее глазах стояла такая боль, что он содрогнулся. Как он ненавидел эту боль!
— Я бы доверял тебе, — просто ответил он — если бы ты честно сказала, что скрываешь от меня.
Она более чем доверяла ему. Всего за два коротких дня она научилась восхищаться им: его юмором, его яростью, его улыбкой. Смотрела на него, как никогда не смотрела до этого ни на одного мужчину, и все время хотела касаться, ласкать, целовать… разве это не больше, чем доверие?
Поэтому она без колебаний призналась:
— Думаю, бабушка отравила сэра Армана де Фроума, моего первого мужа. Я никому не сказала. Особенно тебе. Не хотела, чтобы ты повесил ее за убийство, потому что король посчитал бы, что она заслуживает наказания.
Не проклятие?
Нет, он отказывался в это верить. Это шло вразрез со всем, что он ощущал.
— Объясни, почему ты так считаешь.
— Я слышала, как на следующее утро она, смеясь, говорила деду, что не хочет отдавать блюдо, из которого ел сэр Арман, свиньям, которые могут передохнуть.
— Это все?
— Да. Но и услышанного было достаточно.
— А другие мужья?
— Не знаю. Умирали они по-разному. И бабушка лаже не подходила к ним. Агония некоторых длилась дольше, чем у остальных. Бабушка хорошо разбирается в растениях, знает, как их смешивать и применять. Ее учила Меридиен, А ведь среди растений немало ядовитых.
— Но у тебя нет твердых доказательств ее вины?
— Конечно, нет.
Бишоп осторожно дотронулся до кончика ее носа, разгладил брови, обвел губы.
— Спасибо, Меррим. Да, я тебе доверяю.
— Ты видел во сне женщину?
— Да, — не задумываясь ответил он и тут же нахмурился. — Возможно… но не совсем. Все это очень странно, Меррим.
— Да. И с нами творится нечто очень странное. Ну вот, она сказала это вслух.
— Да, — согласился он, — но я не уверен, что все это означает.
— Все объяснишь, когда поймешь.
Ей хотелось вскочить и закружиться в танце, а может, даже и запеть.
Он ей доверяет! И хочет, чтобы она была рядом! Но почему?