Сердце колдуньи
Шрифт:
Словно откуда-то издалека доносились вопли Калласа, умолявшего предоставить ничтожного волшебника его участи.
Принц снова попытался сбросить ее, но он слабел с каждой секундой, а заклятие надежно сковало его. Брешия отчетливо сознавала, что может умереть вместе с ним. Но это ее не страшило.
Она налегла на него изо всех сил и застонала от боли.
— Уходи, Брешия, — пробормотал он. — Все бесполезно. Такова моя судьба.
Всей душой волшебника Он понимал, что рок никто изменить не в силах.
Но Брешия не тратила времени
Боль изводила ее. Такой боли не доводилось испытывать ни одному смертному, ни одной, ведьме. Их общая боль, последняя боль, убивала ее.
Она сама не знала, откуда берутся силы держаться. Последние капли ее крови утекли в его кровь, и она почувствовала себя пустым сосудом, сосудом, который больше ничего ни для кого не значил. Она парила над этим сосудом, глядя вниз и гадая, что же случилось.
Брешия тихо вздохнула и легла щекой на его щеку. Она падала, но он был вместе с ней. Казалось, они проваливаются в глубокую пропасть, где было темно и тепло. Закончится ли когда-нибудь их путешествие и если да, что же будет?
Глава 24
Настоящее время
Вернувшись ко входу в пещеру, Бишоп увидел, как Меррим греет руки над костерком, который уже успела развести. Он незаметно подкрался ближе, наблюдая за девушкой и удивляясь, насколько она походит на Брешию.
Но нет, она не Брешия. Брешия осталась в давнем прошлом.
Сколько же он отсутствовал? А ведь он отсутствовал! Он знал это. Нюхом чуял!
— Меррим! — начал он и осекся. Голос звучал хрипло, словно он очень долго молчал.
Меррим подняла глаза и улыбнулась ему.
— Ты нашел что-нибудь в глубине пещеры? Кстати, что ты искал?
Бишоп устало покачал головой.
— Сколько меня не было?
— Всего несколько минут. Ты вернулся, потому что был голоден или там нечего искать?
Всего несколько минут? Дольше, куда дольше… нет, неизвестно.
— Полагаю, правда кроется и в том и в другом, — произнес он, сам не понимая, что имеет в виду, и виновато потер щеку, на которой, казалось, еще сохранился отпечаток невидимой руки.
—У меня остался хлеб, правда, черствый, и я собиралась поджарить его на палочке над огнем. Хочешь?
— Очень, — кивнул он, внезапно поняв, что умирает от голода. А грудь почему-то ныла, словно кто-то ударил в нее кулаком. Он потер больное место, и сразу стало легче.
Меррим хлопотливо нарезала хлеб на маленькие кусочки, насадила на палочку и пристроила над огнем.
— Что ты там делал? — спросила она.
— Ничего особенного, — отмахнулся Бишоп, садясь рядом с ней. — В пещере кромешная тьма, и больше ничего.
— Ты пробыл там слишком недолго, чтобы увидеть что-то, верно?
— Ты права, — вздохнул
— Пока тебя не было» Бесстрашный заржал. Я выглянула наружу, но никого не увидела.
— Я сам посмотрю еще раз, когда доем этот восхитительный ужин. Прекрасная идея, Меррим!
Он не собирался признаваться в том, что кто-то со смехом втянул его в черную дыру и там надавал пощечин! А потом…
Продолжая жевать, он закрыл глаза. И перед внутренним зрением предстала Брешия, лежавшая на нем, пытавшаяся спасти ценой собственной жизни.
Бишоп почувствовал то же самое, что и принц: гнев на себя, на собственную глупость, собственную неудачу. И еще отчаяние. Потому что он умрет и никогда больше не увидит Брешию.
Но все происходило только в его голове. Никто не наносил ему смертельных ран. Он отсутствовал не более нескольких минут. Сон… это нечто вроде сна, и они хотели, чтобы он воскресил этот сон. Почему? Чтобы он понял, что эти люди реальны? Чтобы принял их? Но почему?
Проклятие. Все сводится к проклятию.
Бишоп постарался успокоиться. Они покажут ему, что следует сделать.
Он продолжал с удовольствием жевать хлеб. Что бы там ни было, что бы ни случилось… все быстро меркло в мозгу и памяти.
— Ты сказал, что должен был прийти сюда. Что это как-то связано с проклятием, — начала Меррим, обламывая со своего ломтика подгоревшие краешки. — Не понимаю. Ты утверждаешь, будто ничего не нашел. И что теперь?
Бишоп пристально уставился в огонь.
— Отсюда проклятие берет начало, — хмуро пробормотал он. — Или здесь должно закончиться. Пока не знаю.
Он не собирался признаваться, что кто-то надавал ему по щекам, посмеялся и увлек в черную дыру!
— Но ведь ты сам не знал, что должен был здесь найти и что сделать? — недоумевала Меррим.
Бишоп покачал головой.
— Я чувствую себя слепцом, — вздохнул он, но страха больше не было. Видения не были видениями, эти люди из прошлого разделили свою жизнь с ним.
Ничего больше не добавив, он задумчиво дожевал последний кусочек хлеба.
— Но что теперь, Бишоп?
Вместо ответа он взглянул на волосы Меррим, ставшие в полумраке тускло-красными. Коса, перевитая белыми лентами, лежала короной на голове.
— Не знаю. Но чувствую, что должен быть здесь. Все это случилось так давно!
— Что именно?
Он и не сознавал, что говорит вслух!
— Многое; Очень многое, — туманно пояснил он, наблюдая, как она делит остатки вяленой сельди. Его порция, как он заметил, была в три раза больше, чем у нее. Меррим что-то напевала. Рыжий локон выбился из косы и порхнул на грудь. Он вдруг почувствовал удар похоти такой силы, что едва не задохнулся. Всепоглощающая похоть, такая похоть, какой он еще не испытывал. Словно молния пронзила его, просверлила насквозь, доводя до безумия. Нет, это уже слишком! Но он должен, должен взять ее! И немедленно! Он увидел принца. Увидел Брешию.