Сердце Мириаля
Шрифт:
— Моя госпожа… — пролепетала она, пытаясь поклониться, но женщина с добродушным смешком остановила ее:
— Оставь ты эти поклоны… Канелла, верно? Жизнь и так чересчур коротка. Пойдем со мной, дорогая, ты и малышка отдохнете в моем доме. У меня сынишка примерно ее лет.
Гиларра повела Канеллу и Аннас к чистеньким белым домам, где жили ремесленники, но вдруг дорогу им преградил гвардеец.
— Прошу прощенья, леди, — сказал он, — но мой командир и иерарх Заваль приказали, чтобы эти двое до их возвращения оставались в Цитадели Мечей Божьих.
Гиларра не изменилась в лице, хотя Канелла заметила в ее глазах сердитый огонек.
—
— Мне очень жаль, леди, но лорд Блейд и иерарх весьма ясно выразили свое желание, а я не смею им противоречить. Быть может, ты сама поговоришь с ними об этом, когда они вернутся?
— Уж будь уверен, поговорю. — В голосе Гиларры прозвенел гнев, но, когда она обернулась к Канелле, на губах ее вновь играла улыбка. — Ох уж эти мужчины! Искренне желая дать вам приют, они даже не подумали, что в моем доме тебе было бы куда уютнее, чем в этих ледяных казармах! — Гиларра пожала плечами — чересчур небрежно, подумалось Канелле. — Ну да не важно, дорогая моя, не станем причинять хлопоты вашему провожатому. Ступайте с ним, пусть устроит вас на отдых, а уж я к вам попозже загляну.
Она одарила невезучего гвардейца долгим ледяным взглядом:
— Смотри позаботься о том, чтобы они устроились как следует. Слышишь?
И ушла — прежде чем Канелла успела вставить хотя бы слово.
У этого гвардейца был не такой уж грозный и зловещий вид. Канелла успокоилась немного, когда у него нашлись доброе слово и веселая улыбка для Аннас. Он провел жену и дочь вольного торговца через поселение ремесленников, а затем все трое вошли в золотые ворота, за которыми располагалось само Внутреннее Святилище. Канелла изумилась не на шутку, увидев по правую руку фруктовый сад, а слева большой цветник и огород — цветы и овощи, правда, изрядно пострадали от дождя. Она и сама не знала, что ожидала здесь увидеть — видимо, нечто более возвышенное… За садом виднелись еще дома, более высокие и внушительные с виду, чем жилища ремесленников. Все здания были из того же золотистого камня, что и окрестные скалы.
Миновав и эти дома, гвардеец и его подопечные вошли в обширный внутренний двор перед самим Храмом Мириаля.
Канелла благоговейно ахнула при виде этого великолепия, искусно вырезанного прямо в скале, — даже не верилось, что руки смертных способны сотворить такое чудо. Наверняка в создании Храма принял участие сам Бог. Если лорд иерарх будет доволен их находкой, быть может, он позволит ей заглянуть в Храм…
— Мамочка, я вся промокла!
— Пойдем, хозяюшка, пойдем. Нечего попусту торчать под дождем.
Канелла и не сознавала, что застыла на месте — покуда грубоватый голос гвардейца не пробудил ее от грез. Аннас нетерпеливо дергала мать за руку.
— Ох, извините, — пробормотала Канелла. Вслед за гвардейцем она повернула влево — и снова замерла, но уже по иной причине. Цитадель — а это, судя по всему, была именно она, — как и Храм, была высечена прямо в камне, но ей не хватало благоговейного старания мастеров, любовно высекавших малейшие детали фасада Храма. Цитадель была создана для войны — и ни для чего более. Угрюмая громада возвышалась над Канеллой так грозно, будто желала раздавить ее, как червяка. Узкие окна-бойницы походили на недобро прищуренные глаза.
— Здорово, верно? — с гордостью сказал гвардеец, явно приняв ужас Канеллы за благоговейный трепет.
Аннас опять дернула мать за руку:
— Мама, мамочка, мне здесь совсем не нравится! Канелла бросила узелок с одеждой в руки гвардейцу — тот едва не уронил ношу — и подхватила дочь на руки.
— И мне тоже, родная моя, — искренне призналась она, — но ведь мы. в пути ночевали и в худших местах, верно? Здесь нам хоть будет сухо и тепло… ну, хотя бы сухо. Все будет хорошо, солнышко. Вот дождемся твоего папу — и уедем отсюда.
Они направились к угрюмой арке входа между двух массивных колонн, и девочка безрадостным взглядом окинула свое новое временное жилище.
— Хорошо бы он поторопился, — неуверенно пробормотала она.
Глава 9. ЦЕНА МОЛЧАНИЯ
В крепких стенах твердыни, что именовалась Цитаделью Мечей Божьих, даже офицерские квартиры не отличались особым уютом — не говоря уж об излишней роскоши. Гальверон размышлял об этом, стремительно шагая по унылому, продутому сквозняками коридору. Ритмичный перестук его сапог эхом отлетал от каменного пола и стен. Хотя Цитадель навечно, казалось, пропиталась мужскими, воинственными запахами железа и масла, кожи и пота, даже эта крепкая смесь не могла перебить застарелого, затхлого, сырого запаха камня, который царил во всей крепости.
Нечего сказать, подходящее жилье подыскали для маленькой девочки! А уж посадить ее с матерью под арест… как только до такого можно было додуматься? При одной мысли об этом в Гальвероне закипало отвращение. Как только осмелился иерарх заключить в тюрьму мать и дочь, которые, насколько знал Гальверон, не совершили ничего дурного, не нарушили ни единого закона?! А что это за нелепые бредни насчет дракона? Ни на Заваля, ни тем более на лорда Блейда совершенно непохоже сломя голову гоняться за призраками. Неужели в Священных Пределах сегодня все поголовно спятили?
Лейтенант Мечей Божьих Гальверон и до того, как услыхал последние новости, был, мягко говоря, не в духе. Нескончаемый дождь причинил уже немалый ущерб беднейшим обитателям Тиаронда. Этим утром, проходя патрулем по Нижнему Городу, Гальверон своими глазами видел, во что превратились жалкие жилища бедняков: кровли протекали, кирпич крошился, точно хлеб, двери и оконные рамы попросту прогнили насквозь. Тесные дворики были завалены неубранным мусором и нечистотами, а поскольку окраинные улицы располагались совсем близко от опасно вздувшейся реки, содержимое сточных канав всплывало и щедро заливало улицы. Местные обитатели, измученные голодом, нищетой и болезнями, собирались у ворот, провожая безнадежными ненавидящими взглядами патруль гвардейцев — сытых, тепло одетых, укрытых от дождя плотными черными плащами.
Гальверон со злостью помотал головой. Эти жалкие приречные трущобы вкупе со многим и многим имуществом принадлежали леди Серимее, без преувеличения самой богатой женщине во всей Каллисиоре. Вот уже пять с лишним лет, минувшие со дня смерти ее отца, она выжимала из своих арендаторов последний медяк — и при этом, с горечью думал Гальверон, явно предпочитала не тратить и ломаного гроша на ремонт жилищ. Он же, Гальверон, даже не мог принудить ее к этому, поскольку был всего лишь лейтенантом Мечей Божьих, пусть даже и заместителем лорда Блейда. Вмешаться в дела леди Серимы имели право разве что иерарх или лорд Блейд… а они были слишком заняты плетением собственных интриг, чтобы заниматься судьбой каких-то там трущобных отщепенцев.