Сердце моё
Шрифт:
Я убью его! Никогда за то время, что себя помню с пробуждения у него в доме, ничего так не желала, как этого! Убью. Сама ужасаясь своей кровожадности, начинаю строить планы, как проверну это. Просто ради тех крох гордости, что еще остались во мне. Помечтать о том, как всё будет! Столкнуть ночью с лестницы? Втереться в доверие к прислуге, спрятать пару острых вилок, а, если повезет, то и ножей.... Господи, нет! Что со мной? Я предвращаюсь в такое же чудовище как и он. Нет, так нельзя. Мне просто нужно спасаться. Здесь, в доме, вряд ли кто-то пойдет против него, да и, как я поняла, у него есть власть и деньги. А я...я даже не знаю, где мы. Не знаю, кто я. В голове- чистый белый лист вместо воспоминаний.
Может,
Царапая спину, опускаюсь вниз по шершавой стене. Сердце стучит как сумасшедшее. Пару минут не решаясь, тянусь к подносу, хватаю с него таблетки, запихивая в рот, делаю большой глоток чая, проталкивая их в желудок - быстро, чтобы не успеть передумать. Я почти верю, что во мне- сердце его жены. Такая ненависть возможна лишь в двух случаях - либо все, что он сказал- правда. Либо он совершенно безумен. "Возможен и третий вариант- смесь безумия и правды"- едко замечает внутренний голос. И этот вариант- самый страшный...
****
Святослав:
Меня рвет на части. То я кидаюсь к двери, чтобы бежать вниз, вытаскивать Леру из подвала, бросаясь ей в ноги, умолять простить меня, такого ублюдка. Оставить ей денег , все рассказать - и пускай живет как хочет, в конце концов, это - её жизнь. То останавливаю себя, матеря на чем свет стоит - она и сдохнет. Будто это - секрет. Продолжит то, что так старательно делала все эти годы.
Но и такого, что произошло, больше нельзя допускать. Я сам себе омерзителен. Нужно успокоиться, самоустраниться. Иначе такими темпами в доме появится труп. Или два трупа - вспоминаю, невольно отдавая дань ее внутренней силе, какой всепожирающей ненавистью горели глаза Таловой. Казалось, еще секунда- и она бросится на меня, вцепившись в горло как заправский питбуль. Стерва.
Что со мной происходит? Я и ненавижу её, и желаю, как ни одну женщину на свете! Даже никакого секса- просто лежать рядом, обнять. Это всё - сердце! Моё долбаное сердце, вернее, его остатки, ошметки, что так и не собрались воедино после смерти Алены, тянутся к её сердцу, сердцу моей жены. А оно, мать его, находится в этой мерзкой, ненавистной мне оболочке.
Но тут же голос совести укоряет- и Лера тебе нравится. Нравилась. Не как женщина - как кто-то близкий, родной. Сперва- ребенок, чью судьбу ты изменил, затем- молодая девушка, за чьи успехи радовался не меньше, чем какой-то раздувающийся от гордости отец за свое чадо. А теперь...кто она для меня? Больная стерва, готовая на всё ради денег и дури? Но почему сейчас она не трясется на полу в конвульсиях, с пеной у рта? Шарится по дому как вполне здоровая - ей явно что-то нужно от меня. Так и есть. Скорее всего, это не я забрал её к себе, это она, стерва ушлая, быстро обстряпала в своей больной головенке новый план. Естественно, не одна. В компании с теми, кто едва не отправил и меня следом за Аленой и дочерью.
Башка раскалывается, хоть и алкоголь потихоньку выветривается. Беру телефон, с минуту решая, стоит ли. Но затем набираю Леху.
Тот радостно и не особо внятно приветствует меня. Он еще гудит, рядом с ним женские голоса. Вот кто никогда не теряется- Леха. В любой ситуации может найти что-то позитивное. Или кого-то позитивного. ПозитивнУЮ. Так вернее. Сокол- бабник ещё тот.
– Приезжай, Свят. Че дома тухнуть- басит он в трубку- давай, тут у тебя, оказывается, так здорово, девочки отменные, хавка - рекламирует он мне моё же заведение.
Черт бы с ним, хватаю ключи от машины, пошатываясь, выхожу из дома. Звоню охране, чтобы открыли ворота. "Нельзя за руль пьяным!"- вспыхивает в моей голове красный маячок, и тут же гаснет.
***
Evening
Валерия:
Я уже две недели в плену. Время тянется
Больше никаких указаний насчет уборки, помощи. Наоборот - все словно забыли обо мне, будто я- бестелесный призрак, слоняющийся по большому замку, от которого слуги в ужасе шарахаются. Меня кормят, приносят всё необходимое, но не более.
Никто больше не ограничивает меня в передвижениях - я побывала почти везде в доме. В кабинет после того раза я не захожу, и даже рядом с ним стараюсь ускорить шаг. То же самое чувство и рядом с дверью в подвал. Ноги подкашиваются, едва вспоминаю те сутки, что провела там. Меня выпустили в обед следующего дня, испуганную, замёрзшую, готовую согласиться на всё, лишь бы выйти. Но новый охранник лишь на чистом русскому велел мне встать и идти за ним. Приведя меня в комнату, он передал мне указания моего мучителя- по дому ходить можно, еда будет готовиться три раза. Я могу спускаться, либо мне могут приносить все в комнату. Разрешается выходить во двор, гулять. Чтобы не было скучно- внизу телевизор, ещё библиотека. Телефон запрещен. Если я пожелаю- и в моей комнате установят телевизор. Но каналы будут ограничены, вернее, цифровые записи одобренных хозяином передач.
Все просьбы я могу передать через охрану, либо просто написать их на листе и передать любому из слуг. Необходимое купят и привезут в дом.
Таблетки принимаю исправно - всё же, шрам и самочувствие, заметно улучшающееся после их приема, вынудили согласиться с версией про операцию.
***
– This is eyes- насмешливо прищурилась на меня Лолита, та самая смуглая девушка, что когда-то с интересом поглядывала на меня в спальне. За время, что прошло с отъезда Святослава, примерно три с половиной недели, мы успели если не подружиться, то наладить какое-то подобие общения. Я держалась за нашу связь как сумасшедшая- девушка была буквально моим лучиком света в темном царстве. Человеком, помогающим не сойти с ума от одиночества м неизвестности. Пару раз Лолита даже тайком давала мне свой телефон, но разобраться мне было сложно- все там было на английском, которого я, увы, почти не знала - в школе нам до пятого класса преподавали французский, а потом место учителя иностранных языков и вовсе стало вакантно. Никто особо не горел желанием его занимать за те копейки, что предлагались в виде оклада. Поэтому и уроков у нас не было- их заменяли или игрой в волейбол, если спортивный зал был свободен, или гнали весь класс в библиотеку, наказывая сидеть тише воды.
– А это?- я показала пальцем на нос, другой рукой ухватив с блюда в центре столешницы спелую зелёную виноградину.
– Nose- Лолита, предвосхитив мои дальнейшие расспросы, сама стала указывать на своё лицо, называя его составляющие на английском - eyebrows, forehead, chicks, mouth, teeth- широко улыбнулась она, показывая зубы- this is hear- двумя пальчиками ухватила она прядь своих темных волос- and this is- обрисовала она круг вокруг головы
– Head- раздался мужской голос позади меня. Лолита так и застыла, испуганно глядя сквозь меня, за мою спину.
– Leave us- произнес мужчина.
Лолита, бросив на меня виноватый взгляд, кивнула, выскользнув из кухни.
Святослав! Сидя на высоком барном стуле, повёрнутом спинкой вперёд, к столешнице, я с ужасом слушала звук его шагов. Ближе, ещё ближе. Наконец, сильные руки в одно движение развернули меня к нему вместе со стулом. Он выглядел уставшим, слегка осунувшимся. Даже спортивный костюм был словно на размер больше, хоть фигура и оставалась по прежнему мощной. Да что там " мощной"- при желании он бы мог прищелкнуть, придавить меня одним пальцем, как букашку, особо не утруждаясь.