Сердце моё
Шрифт:
– Пошли, мне столько нужно сделать- подгоняю я его- и дай мне хоть пальто своё - киваю на брошенное поперек другой табуретки темное пальто - не комильфо мне как-то с голой жопой по больнице шастать.
Уже в машине немного прихожу в себя, чувствуя, как адреналин забурлил, растекаясь по венам:
– Найдешь мне всё про неё- не терпящим возражений тоном доношу " просьбу" Алексею. Тот кивает в ответ- ради меня он и под поезд бросится, не задумываясь. Причин две- такой уж он человек. Человек чести. Ну и должок - я его шкурку спас. Под пулями на себе раненого вынес. Вот сейчас Леха и пытается свести счет к 1:1.
– Хорошо, все сегодня же будет у тебя. Сейчас Громову звякну только.
New life
Святослав:
Держу
" Талова Валерия Феликсовна". Хммм... Феликсовна. у матери, что отказалась от девочки в роддоме, не было совести, но определенно была вкус на мужчин. По крайней мере, на имена, если имя она придумала. Я бы мог пожалеть маленького брошенного матерью и с прочерком в графе " отец" ребенка, тем более, сам детдомовский, но при одной мысли о том, что она живёт засчет сердца Алёны, проживая те годы, что никогда не прожить моей жене- и ненависть к этой пигалице захлёстывает так, что руки трясутся, сжимая папку так, словно это- ее тоненькая шейка.
" Собрана, организована. В коллективе лидерских качеств не проявляет, но всегда готова помочь, поддержать. Увлечения: вязание, вышивка"- серьёзно? Не детдом, а пансион благородных девиц! Моя Аленка, при всей своей скромности, уже покуривала в классе 8м, а уж в старших классах наши ночные встречи в каморке рядом со спортзалом- да я до старости буду их помнить. А здесь?
Из не особо большого досье, что вручил мне этим же вечером Сокол, я узнал, что Валерия давно стояла в очереди на получение донорского сердца. И, вероятно, никогда бы не дождалась своей очереди, но ее взял под крыло международный благотворительный фонд " Спасение", что собрал деньги на дорогую заграничную операцию. Тут уж и наши областные, центры вдруг, один за одним, стали соглашаться на операцию, да еще и дешевле, чем за бугром. И очередь сменилась, на приоритетную. А тут вот та байкерша разбилась - и всё. Понеслась. Валерию, впопыхах, на реанимобиле повезли на операцию. На месте перепутали доноров- видно, в приоритете были денежные вопросы. Фонд перевел всё до единого рубля. А организационные, как и многое в нашей стране, уныло гребли где-то позади выгоды и личных интересов.
Бросаю досье на стол, а перед глазами все стоит лицо девчонки. Теперь мы с ней связаны. Навсегда. С сегодняшнего дня ее жизнь круто изменится.
Первым делом я нашёл для неё приемную семью , опекунов. Семью, которой плачу столько бабла, что на него безбедно могли бы прожить несколько поколений этой семьи, мать их так. "Отличные, душевные люди. У них нет своих детей, погибла дочь несколько лет назад"- отрапортовал мне Сокол, отираясь возле меня, пока я рассматривал досье кандидатов на усыновление. " И, самое главное, на все твои условия согласны"- да, Леха, тут твоя солдафонская душонка права, это - самое главное.
Пускай подрастет у них, пока я решаю, что с ней делать. Сейчас даже видеть ее мне не хотелось, боялся не сдержаться, хоть и сто раз твердил себе как мантру, что девочка ни в чем не виновата. Что это- мудаки-врачи. К слову, все из которых сейчас были уволены с позором. И как раньше говорили, " волчьими билетами" Естественно, моими стараниями. Такие хЕрурги, от слова " хер", не должны и близко к скальпелю подходить. Как и весь персонал в тот день. С таких мудаков станется и руку отрезать, а потом извиняться, пристыженно опустив глаза, что " ой, а это не вам нужно было руку, у вас просто аппендицит вырезать"). Но злость никак не отпускала- веселится, живёт....Пока моя жена кормит червей, сука! Ну и где ваша долбаная справедливость? Она- ребенок, скажете вы?! А у моей жены внутри тогда
Уйти! Забыть и пускай живёт . Помогать, иногда узнавать как она там, вернее, оно. Сердце моей жены. Может, мои убогие молитвы были услышаны? Алёна теперь, считай, будет жить. Не так, как я ожидал, но сердце её будет биться, пусть и в совершенно чужом теле.
Нет, отпустить Талову я не могу. Уже никак не могу. Мы связаны. Связаны навсегда, хочет она того или нет. Возможно, когда я отойду, я стану ей кем-то вроде доброго дядюшки, что опекает и любит, приму ее детей как родных. Ведь своих у меня никогда уже не будет- меня словно заколотили в том гробу, вместе с Алёной.
Десятки оплаченных мною лучших врачей и сиделок по очереди дежурили в её палате, мониторя состояние. Риски были велики - отторжение, инфекция. Всё моё существование свелось к тому, что я , затаив дыхание, ожидал очередной порции информации по состоянию Валерии. Казалось, на минуту отпущу ситуацию- и потеряю Алёну уже навсегда. Её сердце перестанет биться. И вот тогда я действительно потеряю последнюю ниточку, что связывает меня с семьёй, с жизнью.
The girl
Валерия:
– Лер, ты ж к нам приезжать в гости будешь?- с надеждой тянет пухленькая Тоня, а в глазах ее стоят слезы. До этого я защищала ее от нападок жестоких сверстников, почему -то считающих, что лишний вес- повод для того, чтобы едва ли не 24/7 изводить человека, доводя его до истерики. А теперь Тоня лишается единственной преграды между собой и группой озлобленных на весь мир детей. У нас вообще не было середняков - или злые на всех вокруг за свою трагическую судьбу дети, как маленькие ощерившиеся волчата рычащие на любые попытки сближения, или добрые и наивные до невозможности, к которым относилась и Тоня. Это она украдкой прятала конфеты от спонсоров, чтобы потом " раздать малышне ", "младшегруппникам", как коротко бросала нам, боясь, что даже мы упрекнем в излишней доброте или сострадании.
– Конечно- ласково успокоила ее, а сама невольно задрожала. Кто они, мои будущие опекуны? Какие? Нет, мы уже знакомы с ними- несколько личных встреч, один раз даже гулять в парк ходили. Но среди детдомовских бытовали страшилки о том, какими плохими на самом деле оказывались опекуны, что руководствовались только жаждой денег за опеку. Было страшно. Очень страшно. Неизвестность всегда гораздо более пугающая, чем что-то, к чему можно хоть немного морально подготовиться.
– Да сейчас прям. Забудет, как и все до этого- огрызнулась Гуля, темноволосая татарочка, что с самого рождения жила здесь. Ни одна семья даже не "смотрела" её, как выражаются у нас, потому что Гуля родилась с аномалией развития. У нее была гидроцефалия. И хоть ей почти сразу поставили шунт, и она ничем совершенно не отличалась от здоровых детей, для многих это казалось чем-то из области фантастики. Инородное тело в организме. А вот я, в особенности после операции, еще больше сблизились с Гулей. Я знала, какая она на самом деле добрая и ранимая девочка. И как ей сейчас больно и обидно, что уезжает ее подруга.
– Гуль, ну ты же меня знаешь. Никогда- обняла я ее, пряча слёзы.
– Ага, а если опекуны не разрешат? А вдруг вообще переедут?- подозрительно шмыгая носом, отстранилась она.
– Нет, ты что. В первые пару лет нельзя, вроде же?- откликнулась Тоня, сосредоточено проверяя всё, что девочки планировали передать мне на память. Секретные дневники из старых тетрадок, где Гуля проговорилась, что ей нравится Фролов из третьей группы. Красивые яркие фенечки из бисера, что плела Тоня. Несколько наших фото разных лет с мероприятий или выходов в город всей группой. Пара наборов заколок, за которые, как я подозревала, мои чудесные подруги отдали все свои скудные сбережения, заработаннные дежурствами по уборке вместо тех детей, кого изредка еще навещали родные, украдкой передавая деньги.