Сердце моего Марата. Повесть о Жане Поле Марате
Шрифт:
Я постоянно держу в мыслях фразу из письма, отправленного мне Маратом вскоре после первой стычки с Жирондой: «И если я неожиданно паду от руки убийцы, в твоих руках будет нить. Она приведет к источнику».
Нить привела меня к событиям, последовавшим за днем 2 июня.
Если установление республики вызвало гнев и отчаяние девицы Корде, то это длилось недолго. Вскоре она о радостью заметила, что республика не так уж едина, как об этом твердилось в декретах. Во Франции оказалось как бы две республики. Одна явилась воплощением мечты порядочных людей,
Так представлялась разгоряченному мозгу Шарлотты сущность борьбы Горы и Жиронды.
И поэтому, когда после победы Горы многие видные лидеры Жиронды, бежав из якобинского Парижа, прибыли в Кальвадос и очутились в Кане, она потянулась к ним всей силой своей души. Она слушала их речи, она ходила за ними по пятам и наконец стала появляться в здании интендантства, где государственные люди разместили свою штаб-квартиру.
Из числа беглецов особенно выделялись Петион, Бюзо, Барбару и Луве; именно с ними чаще всего встречалась Шарлотта.
На первых порах они не заметили горевшего в ней фанатизма, а Петион, иронически величавший ее «прекрасной аристократкой», все время подтрунивал над ней. Она хотела играть роль Эгерии жирондистов, но эти господа, познавшие утонченность бесед Манон Ролан, не принимали всерьез невзрачную провинциалку.
Только один из них отнесся к ней с известным вниманием.
Это был марселец Барбару, в прошлом ученик Марата, сейчас же — самый яростный из его врагов.
И здесь молва стала искать романтическую подоплеку.
Говорили, что Барбару, красоту которого некогда прославляла мадам Ролан, пленил Шарлотту и сам ответил на ее страсть. Но это вряд ли соответствует истине. Красота Антиноя жирондистов к этому времени сильно потускнела: он ожирел, страдал одышкой и отнюдь не искал любовных встреч. Просто, найдя прилежную слушательницу, он произносил перед пей свои диатрибы против монтаньяров и главного их чудовища — Марата.
Слова эти падали на благодатную почву.
В своих публичных выступлениях им вторили другие жирондисты. Все они в равной мере ненавидели Друга народа и не делали из этого секрета.
Его ненавидели больше, чем Робеспьера.
Значительно больше, чем Дантона.
Ведь именно он был тем «человеком 2 июня», из-за которого они потеряли власть и теперь должны были уносить ноги.
Вот куда привела меня нить.
Вот кто несет действительную ответственность за страшную смерть моего друга.
…Утром 9 июля 1793 года Шарлотта Корде покинула дом госпожи Бретвиль. В руках у нее была папка с рисунками. Встретив маленького Люнеля, сына столяра, которому она иногда дарила картинки, Шарлотта вручила ему на этот раз всю папку со словами:
— Возьми ее, будь послушным мальчиком и поцелуй меня: больше мы никогда не увидимся.
Уже четыре дня сундук ее стоял в бюро дилижансов, поскольку было решено, что она с подругами уедет в Англию. В действительности же, получив вчера от Барбару письмо к члену Конвента, единомышленнику жирондистов, Шарлотта собиралась в Париж. Ровно в десять она отбыла.
Если судить по ее запискам об этом путешествия, составленным четыре дня спустя, то оно проходило довольно весело: соседями ее были «добрые монтаньяры», оказывавшие ей различные знаки внимания, а один из них даже якобы предложил ей руку и сердце.
В четверг, 11 июля, она наконец покинула дилижанс и отправилась в гостиницу, которую ей рекомендовали еще в Кане; то был отель «Провиданс», расположенный на улице Вье-Огюстен, в доме номер 17. Она спросила комнату; швейцар, записав ее имя, кликнул коридорного и обратился к нему с трафаретной фразой: «Проводи гражданку в седьмой номер».
Удостоверено, что весь этот день она не выходила из комнаты.
Это уединение большинству историков представляется многозначительным: они изображают героиню рисующей себе картину своего преступления, сомневающейся, решающей — словом, философствующей монологами, точно героиня из старой трагедии. Действительность была проще: утомленная двумя ночами, проведенными в дилижансе, Шарлотта свалилась как убитая и проспала целый день. Только вечером она спустилась в контору гостиницы и, как истая провинциалка, уверенная, что в городе все знают все обо всем, спросила у гражданки Гролье, владелицы «Провиданса», каждый ли день Марат бывает в Конвенте. Не получив удовлетворительного ответа, она, впрочем, не настаивала и снова удалилась к себе.
На другой день, 12 июля, девушка отправилась к члену Конвента Дюперре, на улице Сен-Тома дю Лувр. Дюперре обещал провести ее в Конвент. Однако в ходе разговора девушка узнала, что Марат, вследствие усилившейся болезни, не появляется в Конвенте, и поэтому ее первоначальное намерение «поразить чудовище на самой вершине Горы» отпало. Прощаясь с Дюперре, Шарлотта не открыла ему своей тайны, но бросила многозначительные слова:
— Бегите, бегите еще до завтрашнего вечера… Вы бессильны в Конвенте — соединитесь с друзьями в Кане…
В субботу, 13 июля, она вышла из дому в шесть утра и направилась в Пале-Рояль. Обойдя галереи, она села на каменную скамью и стала ждать. В семь часов владельцы начали открывать ставни своих магазинов. Шарлотта вошла в один из них и купила за 2 франка большой кухонный нож в футляре из бумаги, выделанной под шагреневую кожу.
Выйдя из Пале-Рояля, она направилась по улице Круа-де-пти-Шан к площади Национальных побед, где еще раньше заметила стоянку извозчиков. Подойдя к одному из них, девушка сказала: «К Марату». Кучер, не знавший, где живет Друг народа, справился у своих товарищей и тронулся в путь…
…Читатель знает уже о трех ее посещениях квартиры Марата. Замечу лишь, что на случай, если ее снова не впустят, она заготовила новое письмо. Вот его текст.
«Я писала вам, Марат, сегодня утром. Получили ли вы мое письмо? Не могу верить этому, так как меня не допустили к вам. Надеюсь, что завтра вы дадите мне свидание. Повторяю вам, я приехала из Капа; мне нужно открыть вам важнейшие для спасения республики тайны. Кроме того, я подвергаюсь гонению за дело свободы, я несчастна; этого достаточно, чтобы я имела право на ваше покровительство».