Сердце моего Марата. Повесть о Жане Поле Марате

Левандовский Анатолий Петрович

Революция всколыхнула душу юной аристократки. Она чего-то ждала. Она полагала, что воскреснут античные образы, столь любимые ею, что герои-дворяне своими подвигами преобразуют страну и поставят на должное место обиженные роды. Ожидания не оправдались. Вместо прекрасного принца на сцену вышел пропахший луком санкюлот. Презренная чернь уничтожила то немногое, что оставалось священным для девушки: гербы, титулы, сословные традиции, а король, последняя опора дворянства, ползал на коленях перед этими чумазыми, пока не дополз до ступенек эшафота. Провозглашение республики окончательно похоронило надежды Шарлотты Корде…

* * *

Прервем на минуту наш рассказ.

Я прекрасно знаю, какой вопрос давно уже вертится у вас на языке, любезный читатель.

Что ж, сейчас самое время ответить на него.

Итак: была ли красива девица Корде?..

Вы бы, разумеется, желали, чтобы я ответил безусловным «да».

Это естественно — героиня должна быть красива, даже если это героиня демонического склада.

Таковой и сделали Шарлотту все последующие легенды и многочисленные живописные портреты. Ее красоту воспели в стихах и в прозе, и ныне было бы дурным тоном в этой красоте сомневаться.

Но вот два словесных портрета, сделанные непосредственно в дни рокового события.

Арман из Мёза, депутат Конвента, якобы присутствовавший на первом допросе Шарлотты, описывает ее такими словами:

«…Небольшого роста, сложения скорее сильного, чем нежного, с овальным лицом, прекрасными, хотя и крупными чертами, проницательными голубыми глазами, с несколько строгим выражением. Нос у нее был хорошо очерчен, рот красив и зубы великолепны; волосы каштановые, руки и кисти рук могли служить образцом художнику; ее манеры и движения дышали грацией и достоинством, а то, что я увидел лишь благодаря ее несчастью (когда ее корсаж расстегнулся), было достойно резца Праксителя…»

А вот как рисует ее реестр Революционного трибунала:

«…Эта женщина не была красивой. Лицо ее казалось скорее мясистым, нежели свежим, оно было грубо и безобразно. Лишенная грации и нечистоплотная, как почти все философы женского пола, она имела мальчишеское сложение и мужеподобные манеры. Ее полноты и молодости было достаточно, чтобы ее сочли интересной, но ведь ей оказалось двадцать пять лет, то есть, по нашим понятиям, она была почти старой девой. Она не знала, что такое чувство стыда и скромность…» и так далее.

Ну как, читатель? Вы удовлетворены?..

Истинность первого из приведенных портретов, считающегося классическим, должна быть подвергнута серьезному сомнению. Я лично уверен, что этот целомудренный распутник Арман из Мёза не видел ни того, что «было достойно резца Праксителя», ни всего прочего, что он описывает, поскольку взято оно из вторых рук. Арман утверждает, что допрос, на котором он присутствовал, происходил в Комитете общественной безопасности, а в действительности допрос этот происходил на квартире Марата и никакого Армана там не было…

Вот так-то познается историческая истина!

Но не отчаивайтесь. У вас, слава богу, есть нелицеприятный свидетель, который наблюдал преступницу неоднократно, как на квартире Марата, так и в трибунале, наблюдал внимательно и жадно, словно догадываясь, что ему предстоит все описать подробно и беспристрастно. Этот свидетель — ваш покорный слуга.

Истина находится где-то посередине. Возьмите характеристику Армана, сложите с описанием реестра трибунала и разделите пополам — вы получите довольно верное представление о наружности Шарлотты Корде.

Она не была безобразной, но еще менее может быть названа красивой. Ширококостная и приземистая, она ходила тяжелой поступью; в ней было больше мощи, чем грации, — отсюда и тот поразительный по силе удар, который вызвал удивление Дешана и других, обследовавших рану Марата. Лицо ее было правильным, но неприятным, оно не вызывало симпатии. Симонна точно подметила уже при первой встрече холодность ее глаз. И вообще от нее веяло холодом; странный контраст с внутренним жаром, жаром ненависти и честолюбия!..

Шарлотта Корде могла вызвать удивление, но не любовь.

В ней не было ничего, что пленяет мужчину.

Людям, не допускающим мысли, чтобы женщина вошла в историю, не пройдя сначала сквозь страсть, было угодно создать для нее кое-какие романтические историйки. Так, утверждали, что у нее была связь с графом Бельзенсом, убитым народом в 1790 году, и воспоминание об этой связи осталось якобы в душе Шарлотты вместе с мрачными мыслями об отмщении. Говорили также, будто ее преследовала тень Буажюгана де Менгре, захваченного в 1792 году с оружием в руках и расстрелянного как изменника родины. Я не нашел ни единого факта, способного подтвердить эти версии. Конечно, весьма вероятно, что народные расправы с теми или иными представителями старого порядка укрепляли ненависть Шарлотты к революции, но отсюда до приписываемых ей романов целая пропасть; они не только недоказуемы, но полностью противоречат самой натуре преступницы.

Именно постоянное уединение, сосредоточенность в себе, одиночество, грозившее ей и в будущем, — все это воспитало подлинную девицу Корде.

Она стала мономанкой.

Не имея иного выхода, ее внутренние помыслы сосредоточились на одной навязчивой идее. Она понимала, что ей не по силам сокрушить ненавистную революцию. Но она вполне бы могла устранить одного человека, вождя революции. Вот единственное направление, которое приняла ее мятущаяся мысль ко времени установления республики.

Оставалось решить: кого же именно?

* * *

Странно, бесконечно странно на первый взгляд, почему ее выбор остановился на Марате.

Конечно, о Друге народа в провинции ходило много россказней, но ведь и было известно, что Марат тяжело болен; многие считали даже, что он умирает. Между тем заслуженной славой вожаков Горы пользовались такие люди, как неподкупный Робеспьер или Дантон, «человек 10 августа». Эти двое обладали прекрасным здоровьем и могли прожить долго: они ведь были молодыми, не в пример Марату. Почему же не на них остановила свой холодный взор маньячка, решившая стать новой Юдифью?..