Сердце на двоих. Теория поцелуя

Сокол Лена

– Чертова крыса, – выдавил Левицкий, развернулся и пошел в смежный бокс.

Мое внимание там сразу привлек матерый черный гелендваген с распахнутыми настежь всеми четырьмя дверями. Мерседес ослеплял красотой и статью. Махина! Олицетворение мощи, силы и власти.

Кажется, он пах деньгами. Обойдя вокруг него, я отметил, что тачка была совсем новой. Заглянул внутрь. Сидения еще издавали приятный аромат новой кожи.

– Ух, ты, – я даже сглотнул невольно, – Слава, это чья?

– Это певца Кости Стасюшкина. – Ответил он из соседнего помещения. И добавил: –

Была.

– Правильно, – отозвался Тим, который в это время выдирал из-под машины бедную собачонку. – На черта этому слащавомунормальная тачка? Пусть теперь пешком ходит!

Собачка, которую я представлял себе злобным питбулем, оказалась напуганным маленьким йорком с красным бантом на шее, отчаянно лаявшим и пытавшимся укусить Левицкого. Стараясь удержать ее в руках, Тим потерял бдительность, за что тут же был наказан коварным и неожиданным укусом за палец.

– А-а-а! – Завопил он.

Хотел с силой отбросить зверька, но я подошел и в последний момент перехватил его. Прижал к себе и посмотрел в перепуганные собачьи глаза. На удивление, глядя в мое лицо, пес сразу успокоился. Молча смотрел на меня и лишь изредка вздрагивал, слушая брань и подвывания разозлившегося не на шутку Тима.

– Вот же тварь! Теперь мне что, укол ставить от бешенства? – Тот тряс рукой и тихо рычал от злости. – Дай мне сюда ее, башку оторву!

Я повернулся к нему боком, не давая дотянуться до собаки. Увернулся еще раз и еще. Тогда Левицкий отступил и вновь сосредоточился на укушенном пальце.

– И куда сейчас этот гелендваген? – Спросил я, подойдя к Славе.

Тот уже ковырялся вместе с ребятами в красном феррари. Поднял на меня глаза:

– Несколько дней постоит, потом номер перебьем, документы сделаем, и к новому хозяину.

– Ясно. – Я почесал собачке за ухом.

– Что? – Слава кивнул на гелендваген. – В душу запал?

Я лишь пожал плечами.

– Ладно, спасибо, Слав. Мы погнали. – И махнул ему на прощание, заметив, что Левицкий уже направился к двери.

– Зря не дал шею ей свернуть, – процедил Тим, уже за калиткой, снаружи, разглядывая укушенный палец, на котором даже крови-то не было. – Куда теперь этого грызуна? – Он огляделся по сторонам, направляясь к машине.

– Не знаю. – Честно признался я.

Песик выглядел таким беспомощным, что меня хорошенько проняло.

– Палево. Лучше выкинь шавку по дороге.

– Нет. Так нельзя. – Я открыл тачку, отпустил пса на заднее сидение и сам сел за руль.

– Ну, не знаю… Нинке своей отдай, пусть возится. – Брезгливо посматривая на собаку, Левицкий плюхнулся на пассажирское сидение.

– Ладно, спрошу, надо ей или нет.

Через двадцать минут мы уже стояли возле квартиры Орловой. Она открыла дверь и тут же завизжала, как одурелая. Не знаю, зачем девочки так реагируют на животных? Бред какой-то. У нас даже уши заложило. Не успел я ничего ей сказать, как Нина бросилась ко мне на шею, угрожая задушить одновременно и меня, и собаку и сжала со всех сил.

– Спасибо! Спасибо! Спасибо! – Она схватила на руки пса и прижала к себе. – Какой сладкий пусичка! Как я и мечтала! – Посмотрела

на меня, как на святого, ей Богу. Умиляясь, восхищаясь, словно бы я чем-то ее растрогал. – Спасибо, Кир, я знала, что ты самый лучший! – И крепко поцеловала в губы, ни секунды не беспокоясь о том, что мне теперь придется соскребать со своего лица ее розовую помаду.

А сколько ее теперь у меня во рту, тьфу… Липко, приторно, будто пачку маргарина сожрал.

– Ну, вот, ты – лучший, – хмыкнул Тим, отодвигая Нину плечом и протискиваясь в квартиру так же бесцеремонно, как это сделал бы вражеский танк, – а пожрать-то что-нибудь есть, а?

22

Илья

Я окунулся в запах дорогих духов и табачного дыма, серым туманом повисшего в воздухе. Шум при моем появлении резко смолк. Голоса стихли, и даже музыку кто-то соблаговолил сделать тише. Ребята приглушенно перешептывались, периодически кивая на меня.

– Бра-а-ат! – Промычал Кирилл, вскакивая с дивана с бокалом в руке.

Мне совсем не хотелось сейчас ни обниматься с ним, ни даже просто разговаривать. Хотелось скрыться в своей комнате, чтобы переночевать в ней в последний раз. Еще какой-то час назад я чувствовал себя окрыленным и совершенно счастливым, и это несмотря даже на мокрую насквозь одежду. А теперь увидел его и понял, что возвращение в реальность будет неизбежным.

– Илюша! – Хихикнула пьяная Нина.

Она стояла босиком на стеклянном столе в короткой юбке и красном лифчике. Мое появление явно прервало на самом интересном месте ее жаркие танцы. Еще пара минут, и бюстгальтер, громко стрельнув, слетел бы с ее груди и приземлился аккурат Кирюхе на лицо.

– Илюша, а Кирюша подарил мне щенка-а! – Радостно сообщила она.

Как мило.

Не успел я скривиться от подступающей тошноты, как брательник подскочил и сжал меня в своих объятиях. Да так крепко, что камера, все еще висевшая на шее больно вжалась в грудь.

– Здо-рО-во! – Обхватил меня за талию Кир и, пошатнувшись, несколько раз даже приподнял.

Леманн старший был пьян. Посмотрев в его мутные глаза, я задумался, неужели так же выгляжу, когда выпью? Ну, и мерзость…

– Ты где так долго? – Заплетающимся языком, промычал он и пошатнулся еще сильнее.

Поднял бокал и одним залпом осушил.

– А что празднуем? – Спросил я, подхватывая его под локоть.

Все собравшиеся смотрели на нас, и только Тим, развалившись на диване, пялился на Нинкины ноги и старательно раскуривал толстенную сигару.

– Привет, – улыбнулась мне Карина, приветственно махнув рукой.

Она сидела в кресле с бокалом красного вина. Кроме вышеназванных мной лиц в гостиной нашего (уже бывшего) дома находилось еще шестеро незнакомых мне ребят и девчонок.

– Привет, – кивнул ей в ответ.

– Празднуем… жизнь! – Торжественно объявил брат и повис на моей руке. Приблизился к уху и шепнул: – Отойдем?

– А что нельзя было последний день перед переездом не «праздновать»? – Прорычал я, наклонившись к его уху. – Завтра утром машина придет, ты хоть вещи упаковал свои?