Сердце под левым карманом
Шрифт:
Лада перевела взгляд на книгу, чтобы не выдать себя. Да, она хотела.
– Вообще-то, я читаю… Ладно уж, сейчас соберусь, – лениво потянулась она.
– Если не хочешь, то не надо.
Лада собралась моментально.
И вот она стояла на балконе у бабы Кати. За спиной ворковали старушки. (Молоко и сахар, давление, цены, правительство, дети и внуки). Ноябрь выдался приятным, совсем не холодным. Но на балконе сверху не было никакого движения.
«И что я здесь делаю?» – спросила себя Лада, стараясь не задирать голову.
– Я пойду прогуляюсь? – оглянулась
– Иди, иди! – обе старушки энергично закивали.
Обе замолчали, выпучив глаза и сложив руки в замочки. Как будто сдерживались, чтобы не выпустить наружу секрет или запретное слово. Смешные. Сидят как две голубки на жердочке.
Лада решила пройтись вокруг Пашиного дома. Просто так. Даже самой себе не хотелось признаваться, что она намерена встретить его. Но что она скажет, если встретит? Почему ты перестал писать мне? А почему люди вообще перестают общаться друг с другом?
Да, спросит! И пусть ответит! Честно и открыто, глядя в глаза. Ой, а вдруг он будет не один? Вдруг с девочкой (но она-то наверняка окажется хуже Лады) или с другом? Ну тогда пусть хоть поздоровается. Интересно, как это будет выглядеть?
– Привет.
– Привет.
– Между прочим, ты перестал писать мне.
– Да, перестал.
– А почему?
И что на это можно ответить? Можно соврать, чтобы не обидеть человека – попал в больницу, потерял адрес, уехал в горы, жил в диком лесу, письма украли враги, был связан, переломал обе руки, сделал операцию на глаза, уснул летаргическим сном на месяц. Можно выкрутиться – некогда было или надеялся поговорить при встрече. Можно сказать прямо и честно. А что именно? Да ничего хорошего.
Лада не стала ждать лифта и поднялась на этаж выше. Она просто посмотрит на дверь. Может, дверь проболтается о своем хозяине.
Вот она, квартира над жилищем бабы Кати. Лада тихонько приблизилась. Неприятная дверка – облезлое дерево, выкрашенное оранжевой половой краской. Разве за такими воротами живут романтические герои?
Дверь молчала, будто ее заколотили гвоздями.
Лада спустилась вниз и прогулялась вокруг дома. Раз пять прогулялась. Вглядывалась в прохожих. Иногда ей мерещилось знакомое лицо. Тогда она выпрямлялась, поднимала подбородок. Нет, не он. И этот – не он…
Лада дошла до белого фургона с розовыми пузырьками. Он был закрыт, бесхозен, запылен.
И тогда, глядя на железный замок на дверце железного фургона, Лада поняла – это ВСЕ.
Дверь по имени «Паша» надо закрыть.
Лада возвращалась домой с бабушкой. Шли молча. Бабушка искоса поглядывала на Ладу, будто не решалась что-то сказать.
Ну говори, бабушка, говори!
– А может… – неуверенно начала бабушка.
Нет, не говори, бабушка, молчи!
– А может, тут вмешалась его мама, – быстро произнесла бабушка, как бы себе под нос. – Сказала что-нибудь такое…. Насчет писем.
– Писем? – остановилась Лада. – Писем?!
– Ну да… – немного смутилась бабушка. – Вы же переписывались.
– А при чем тут мои письма? То есть при чем тут мама? Я никому не давала читать его посланий, даже подружкам. И мои родители не лезут в чужие записи.
Бабушка молчала.
– Ты что-то знаешь, ба?
– Нет, нет… Я просто предположила.
Ну конечно, предположила. Не с потолка же бабушка взяла маму с письмами! Значит, заботливая родительница перехватывала конверты из ящика… А Павел наверняка думал, что Лада ему не отвечает. О чем он писал? Он писал ей каждый день, но она не помнит, чтобы это было связано с ее темами в письмах… Было похоже, что он отвечает на ее сообщения? Нет. Он делился каждый раз чем-нибудь новым.
– Наверное, матери не понравилось то, что ты писала. Подумала, какая-то развязная девочка…
– А я не матери писала! – возмутилась Лада, и ее бросило в жар от самой мысли, что ее слова могли быть прочитаны посторонними.
– Ну они же вместе…
Что – вместе? Вместе живут? Вместе читают? Вместе обсуждают и осуждают?
Разве смелый человек, который собирался поехать на север, в суровые условия, чтобы заработать денег, мог сесть рядом с мамой и обсуждать Ладу? Тоже мне, «твой друг Павел».
– Конечно, я понимаю, когда ты пишешь, ты же не думаешь, что это кто-нибудь увидит из взрослых.
– Конечно, не думаю. Если бы я строчила для взрослых, я бы притворялась.
Лада представила, что бы она сочинила специально для мамы Паши:
Здравствуй, Павел. Извини, но ты ведешь себя плохо. Я не одобряю твоего поведения. Тебе нужно срочно взяться за учебу и перестать дерзить учителям. Сама я никогда себя так не веду. И еще меня интересует, слушаешься ли ты родителей? Когда я приеду, возьмусь за твое воспитание!!!
С уважением и надеждой на твою благоразумность,
Твой товарищ,
– Может, мне надо было сначала утверждать письма у его мамы? Если одобрит, то отправлять?
– Разумеется, нет. Но нам с Катей кажется, что его мать настроила…
Вот, еще и баба Катя туда же. Все поучаствовали. Со своими резиновыми сапогами и полосатыми платочками влезли в их отношения.
Лада дернула плечом и пошла вперед. Обида захлестнула ее горячей волной.
Несправедливо. Несправедливо!
Ладина обида выплеснулась на того, кто был рядом.
– И вечно вы лезете! – бросила она бабушке через плечо.
Бабушка догнала Ладу.
– Я же не лезу! – бабушка приложила руки к груди. – Я не лезу! Наоборот. Я думаю, хороший мальчик. Пусть дружат. И отец был не против.
– Вот спасибо, разрешили! А кто все узнавал и выспрашивал? Кто сплетничал?
Бабушка обиженно надула губы и покрутила брошку-цветочек на воротнике.
Лада поняла, что теперь несправедлива к бабушке, которая, и правда, совсем ни при чем. Лада примирительно взяла ее под руку. По дороге они купили яблок. Лада понюхала яблоко. Зеленое, освежающее. Даже запах у него был зеленым, с кислинкой.