Сердце потерянное в горах
Шрифт:
– Внутри тебя… - Лилит замолкает.
Грудь сдавливает. Я не в силах произнести вслух, что внутри меня органы измененных. В этот момент я ненавижу отца так сильно, что готов убить его собственными руками.
– Да.
– Какие именно?
– Лилит смотрит на тлеющую сигарету в моих пальцах и на ее лбу отчаянно пульсирует венка.
Неужели она думает...
Я тушу окурок.
– Почти все, - отвечаю я, запихивая вглубь всё, с чем не могу справиться – неуверенность, страх, тревогу и вину. Я знаю, как держать болезненные чувства в самой темной
– Почему? – голос Лилит звучит хрипло и надломлено.
Мои плечи и шея твердеют. Язык становится неповоротливым. Потолок раскачивался в такт моему быстрому сердцебиению и тошнота подкатывает к самому горлу. Я чувствую себя больным. Живот сводит судорогой. Грудь пылает. Прошло семь лет, но я до сих пор не в состоянии говорить о сестре.
Горе преследовало меня и настигало в самый неподходящий момент. На трибуне. В архиве. В клубе. Куда бы я не пошел, повсюду было ее лицо. Всё возвращалось в одно мгновение – Стелла с широкой улыбкой, напевающая клятву своим чистым голосом и то, как она вынуждала меня смеяться, когда копировала Клауса...
Страдания переполняли меня настолько, что хотелось умереть и больше никогда ничего не чувствовать. И сейчас сердце разрывается на части, будто я снова оказываюсь на земле. Слышу последние хриплые вдохи сестры, вижу, как жизнь утекает из ее глаз, ощущаю беспомощность остановить всё это, перемотать время, не позволить сесть рядом.
Я сгибаюсь пополам, упираясь локтями в бёдра, прячу лицо в ладонях.
– В пятнадцать лет я попал в аварию, - глухо говорю я, каждое слово стоит неимоверных усилий,- Мне не нужно было выключать автопилот, но я был под «Пылью». Звонок телефона заставил меня отвлечься от дороги всего на секунду. Беспилотник вылетел из своей полосы и нас закрутило. Стена приближалась чересчур быстро, а потом стало так тихо… Так тихо…- я пытаюсь подавить надвигающее на меня черное отчаяние, цепляюсь за ненависть к себе, продолжаю говорить,- «Саркофаг» поддерживал в нас жизнь. Тогда мама только занималась разработкой синтетических органов и мое спасение стало прорывом. Так они говорили. Но мозг моей сестры был сильно поврежден, она… - не могу, просто не могу сказать "умерла".
Маленькая ладошка ложится на мое плечо и я вздрагиваю, поднимая голову. Лилит незаметно подошла ко мне, и ее тихая поддержка обжигает меня сильнее, чем ледяной ветер снаружи. Глаза наполняются влагой. Всю правду. Скажи ей всю правду. Выпрямившись, я начинаю расстёгивать рубашку. Лили следит за мной застывшим взглядом.
– Родители приняли решение никому не говорить, что я причастен к аварии. Отец слишком много вложил в меня, как в проект, чтобы поведать всем, что его сын - убийца. Репутация превыше всего всегда и во всем.
– Это… - чёрные зрачки Лилит кажутся огромными.
– Я настоял, чтобы шрамы остались, как напоминание о том, что я натворил. Сердце, почки, печень и легкие. Жизненно важные органы, необходимые для выживания. Они заменили их все.
Вся грудь сплошной лиловый синяк. Живот в ссадинах. Кожа в районе рёбер пожелтела, но едва заметные узкие линии были точно в тех местах, где проходил скальпель хирурга. Лилит несколько секунд смотрит на мои шрамы, а потом касается их кончиками пальцев.
– Твоя мама... доктор Полк?
Я со свистом втягиваю в себя воздух. Безумная надежда, почти мольба, что мама не замешана в грязных делах отца разбивается в прах. Последний элемент головоломки встает на место. Теперь понятно, почему он вызвал ее на место аварии. Я до сих пор помню ее искаженное мукой лицо, дикие отчаянные глаза. В первое время после операции, мама была рядом со мной вместе с командой врачей. Они фиксировали мое состояние, словно я подопытный кролик, а потом она исчезла из моей жизни.
Я нахожу в себе силы кивнуть, не доверяя своему голосу.
– Она помогла мне, - говорит Лилит, убирая руку, - Но не смотря на это, я с удовольствие отправила бы их всех в Ад, если бы у меня была такая власть, - она стоит так близко, что я физически ощущаю исходящую от нее ненависть.
Ее слова вонзают нож под рёбра. Глубже. Сильнее. Как бы я хотел верить, что есть сила, способная покарать зло. Бог поддерживает в ней веру и не позволяет сдаться, не смотря на все ужасы. Возможно он действительно существует. Но у меня ничего нет. Никого не осталось. Не на кого опереться. Кажется, каждое нервное окончание в моем теле оголяется.
Я совершил слишком много ошибок, ошибок, которые стоили многим жизни. Я должен был прислушаться к Джену, лучше вникать в дела корпорации, должен был быть умнее, лучше и сильнее отца. Но сейчас сожаление не имеют значения. Сожаления ничего не значат. Я не в состоянии вернуть Лилит сестру. Вернуть ей любимых. Вернуть украденную у них жизнь. Слезы щиплют глаза.
– Мне жаль, - от сдерживаемых рыданий, мой голос звучит грубо, - Мне правда жаль, - не выдержав, я прижимаюсь лбом к животу Лилит, ее мышцы напрягаются, и я жду, что она уйдет, но спустя несколько напряженный секунд Лилит начинает гладить меня по волосам, с такой нежностью, что из моего горла вырывается всхлип.
Я вдруг снова ощущаю себя ребенком, потерянным и одиноким. Гораздо проще делать вид, будто никто и ничто не может причинить тебе боль, когда как на самом деле, внутри тебя одни разбитые осколки. Я держусь из последних сил, но твою мать, я и вправду плачу.
– Я поклялась, что если встречу тебя, то заставлю заплатить за все наши страдания,- тихо говорит Лилит, и моя грудь сжимается,- Но ты… Ты похож на человека, у которого есть сердце, ты заставляешь меня верить, что в вас тоже есть доброта.
Пульс гулко отдается в ушах. Кожу покалывает. Я поднимаю голову и миры перестают существовать. Все, что я знал и во что верил, оказалось неправдой. И осталась только она. Лилит. Это сильней меня. Это как гравитация, нас тянет навстречу друг к другу, и я перестаю сопротивляться.
– Ma cherie[1], - обхватывая ее за талию, притягиваю к себе.
Она не отталкивает меня, вместо этого, Лилит тянется ко мне, касается рукой моей влажной щеки и я целую тонкое запястье, ощущая пульсирующий жар, исходящий от ее тела. Мои губы скользят вверх к плечу, покрывают поцелуями ее длинную шею, от маленькой очаровательной мочки уха до выпирающих ключиц, под которыми у нее татуировка парящих птиц.