Сердце пяти миров

На закате, когда небо окрасилось в цвет свежей крови, и на город, подчиняясь заклятью, опустился магический щит, Афалия смилостивилась над ними и разрешила подняться с колен. К домам неслышной поступью подкрадывалась тьма. В это время Цветения на юге темнеет быстро, и не успели девочки выбраться из погреба, где провели день, как туда уже набился целый клубок сумеречных змей.

Шербера ненавидела темноту с тех самых пор, как однажды провела в этом погребе целую ночь. Без свечи, окруженная голодными крысами и пауками, норовящими броситься под ноги. Она швырялась в крыс плодами бабайи — крупного

корнеплода, который хозяйка так любила есть в обед со сливками и зеленым лучком. Наутро разъяренная Афалия заставила ее собирать разбросанную по полу, погрызенную крысами бабайю. Шербере разрешили забрать надкусанные плоды с собой. Обрезав следы зубов, она сварила из бабайи прекрасный суп, который они с девочками уписывали за обе щеки целых два дня. Афалия хотела ее наказать, а устроила настоящий праздник. Только вот темноты Шербера все равно боялась до дрожи в коленках. И дело было даже не в крысах.

Шерб должна была появиться на свет далеко на севере, в краях, где день длится по полгода, сменяясь серыми сумерками, которые никогда не становятся настоящей тьмой. Ее деревню сожгли дотла люди из-за моря — фрейле, они же забрали в рабство ее беременную мать. Народ фрейле вымирал от болезней и какого-то странного проклятья, о котором девочки шушукались только ночью и только под одеялом, им не хватало женщин — и набегами эти высокие темноглазые воины добывали себе жен.

Фрейле не знали, что мать Шерб беременна, а когда узнали, было уже поздно отсылать ее назад. Ее не изгнали из города, но ни один из мужчин не пожелал взять ее женой. Мать нанялась в работницы к одной из старых женщин фрейле, Афалии. Та обещала ей за хорошую работу кров и еду, а мать пообещала людям фрейле своего ребенка, если это будет девочка.

Она родила дочь в этом самом доме, ни разу не закричав, а на следующий день уже работала в кухне, как ни в чем не бывало.

Наверняка мать Шерб сильно тосковала по своему мужу. Она покинула город, как только дочь стало можно отнять от груди, и больше Шерб никогда ее не видела. Афалия стала ей матерью. Крепкой, но справедливой рукой она правила своим заведением и ими — двенадцатью девочками, которым уготована была судьба стать женами фрейле. Они учились ткать, готовить, вести хозяйство, лечить животных.

Фрейле болели и умирали, но их болезнь не трогала людей народа Шерберы, а хвори народа Шерберы не трогали тела фрейле. Афалия заставляла девочек мыть руки перед едой и мазала жгучей сгурмой каждую царапину, рассказывая страшные истории о целых городах, которые вымирали из-за болезни грязного червя. Но грязный червь заползал через раны только в тела людей Побережья. Тела фрейле были ему не по зубам. Фрейле не болели и срамной болезнью, из-за которой однажды летом все двенадцать девочек, включая Шерб, провели несколько долгих дней в кустах. Они могли есть бабайю прямо с земли — и ничего не бояться.

Они казались всесильными. Могучими. Странными. Их лица были какими-то неправильными, почти треугольными, а темные глаза, в которых, как в молоке жужумы, плавали совсем черные зрачки, внушали ужас.

Они казались всесильными, и все равно вымирали. Афалия рассказала девочками, что когда-то город фрейле был огромным. Он простирался от реки Оргосард до самого океана, и там жили больше тысячи дюжин фрейле. Это было так давно, что даже старики не помнят тех времен. Фрейле записали сказания о них на волшебных свитках без букв, которые, если произнести нужное заклинание, могут рассказать

все человеческим голосом, но на странном певучем языке, который никто уже и не знает. Эти свитки хранятся в башне, вход в которую тоже охраняет заклятье.

Фрейле были сильными, они могли почти все на свете, и все же они вымирали.

Если женщины народа Шерб не помогут им, не родят им здоровых детей с крепкими костями и светлыми глазами, то очень скоро в городе фрейле не останется никого.

Афалия была одной из последних женщин своего рода. Она учила девочек читать и писать на языке фрейле, складывать цифры и читать мелодии, но Шерб все это было неинтересно. Она все ждала, когда их начнут учить магии. Может, тогда она сможет стать хранителем, и когда вырастет и станет женой одного из темноглазых фрейле, сможет тоже выходить каждый вечер на башню и призывать на город магический щит?

— Быстро, ну быстрее же, девчонки! — Шербера замечталась и едва не упала, когда Афалия отвесила ей подзатыльник. — Шербера, опять грязные руки. Господа будут недовольны. Быстро, сполосни в бочке и бегом в большой двор!

В большой двор? Господа? Шерб замерла на месте, услышав именование фрейле, но тут же спохватилась и понеслась прочь, пока не навлекла на себя новую порцию гнева.

Фрейле должны были приехать в город не раньше будущих Холодов, но они прибыли сейчас, и их, девчонок, которым едва исполнилось четырнадцать Цветений, звали во двор, чтобы показать хозяевам.

Она быстро помыла руки в стоящей у купальни бочке и вытерла об подол платья. Афалию было слышно издалека — она отвешивала подзатыльники направо и налево, не скупясь на окрики.

Шерб догнала девочек и поплелась следом за ними по длинной улице, стараясь не обращать внимания на угрюмые лица провожающих их тяжелыми взглядами старых мужчин. В городе не было мужчин младше сорока пяти Жизней… и ни один из них не принадлежал народу Шерб. Желтолицые темволд — они когда-то тоже были велики, но с тех пор, как лишились своих магических сосудов, стали мельчать, хиреть и наверняка тоже должны были скоро исчезнуть. И тогда на здешнем участке Побережья океана останется только народ Шерб и фрейле… если выживут, когда прилив времени накатит в очередной раз, чтобы смыть новой волной их и еще несколько племен.

Они выбрались к большому двору — месту, где собирался город, когда приходили важные вести и господа — часто одни и другие шли рука об руку, и Шербера почувствовала, как чуть заметно дрожит под ногами земля, по которой ступают ее ноги. Или это дрожали сами ноги? Она постаралась выпрямиться и не отводить взгляда от идущей впереди Афалии. Та приказала им оставаться на месте, встать рядом друг с другом и никуда не расходиться, а сама легко и быстро взбежала на башню, чтобы попросить мага, держащего щит, снять защиту и пустить гостей города внутрь.

Девочки сгрудились вокруг самой высокой и самой красивой из них, Илбиры, которая была чуть старше и потому волновалась больше остальных. Ей уже исполнилось семнадцать Жизней, а значит, ее уже могли забрать к себе властители.

Шерб закусила губу, когда еле заметное фиолетовое сияние над городом замерцало и стало таять. Щит становился все прозрачнее и прозрачнее, и вскоре стали слышны звуки снаружи — нетерпеливый перестук копыт, голоса, необычно низкие и глубокие, отдавшиеся трепетом в теле девочки, жизнь которой уже совсем скоро будет принадлежать чужому народу — навсегда, безоговорочно, без спроса.