Сердце пяти миров
Шрифт:
Воин попросил ее облегчить мальчику — своему брату — страдания. Акраяр жили на краю боя, они должны были уметь проявлять милосердие, должны были уметь убивать, как убивали другие, забирая остатки магии, которую отдадут тем, которые останутся жить и сражаться. Шербера еще никогда этого не делала, хоть и знала, что однажды придется: во славу богини Инифри, катящейся по небу на своей колеснице, украшенной костями мертвых младенцев, во славу магии, которая вернулась в их края.
Но рука ее дрожала и нож оставался холодным и мертвым, не желая ей помогать, и мальчик ждал, тоже дрожа и кусая губы в предчувствии боли
— Во имя Инифри, чего ты медлишь? Ты собралась здесь сидеть до заката, акрай?
Она не успела ответить — сильная рука ухватила ее за кисть, и после быстрого взмаха афатр вонзился мальчику прямо в сердце. Теплая магия ударила в нее вместе с кровью, и Шерб закрыла глаза, когда мальчик застонал и дернулся в последний раз на ее руках, а потом откинулся назад, глядя в небо.
— Твое сердце умерло, — сорвались с ее губ слова, и маг — это был маг, никто другой не смог бы удержать афатр, по которому текла магия, не обжигая ладоней, — повторил следом за ней:
— Твоя магия будет жить вечно.
Он не позволил ей выдернуть нож из груди мальчика сразу, и все держал и держал ее руку, пока остатки магии перетекали из ножа в ее тело.
И только когда юноша закрыл глаза, в которых погасло последнее сияние жизни, твердые пальцы разжались, и Шерб вытащила из мертвой плоти афатр, вскочила и, не оглядываясь, побежала прочь, толкая людей, не видя ничего вокруг, пока, наконец, не оказалась за какой-то из палаток, где ее вырвало желчью и черной кровью.
Она прижала руку к груди, чувствуя, как чужая магия смешивается с ее собственной, как отступает страх от содеянного, сменяясь приливом силы, которая вспенилась в ней подобно океанской волне… и отступила подобно ей же.
Она оттерла рукой рот и поплелась к палатке, куда уже безостановочно текли раненые. Ее чуть снова не вырвало от запаха смерти, ударившего в лицо на входе, но Шербера тут же взяла себя в руки и огляделась, размышляя о том, куда ей подойти сначала. Повсюду на лежанках кричали, стонали, молчали и умирали. Илбира и другие акраяр носились от раненого к раненому, повинуясь командам старшей лекарки и того светловолосого мужчины, которого она заметила еще снаружи. Увидев Шерберу, он поманил ее рукой, и она покорно подошла. Льдистые светло-сиреневые глаза оглядели ее, юношеский голос звенел, когда целитель заговорил с ней.
— Ты вся в крови, акрай. Ты ранена? Тебе тоже нужна помощь?
Она покачала головой, оглядывая себя и только сейчас понимая, что забрызгана кровью того мальчика, которого убила. Которого убил тот маг ее рукой.
— Нет, я не ранена, господин, — ответила поспешно, когда поняла, что целитель задал вопрос, и она не отвечает. — Это чужая кровь. Я помогала воину уйти из жизни.
— Как твое имя, акрай? — спросил он.
— Шербера.
— Меня зовут Олдин, Шербера, — сказал он. — Господин Олдин. Что ты умеешь лучше: зашивать раны или готовить мази?
— Первое, — сказала она. — И еще умею хорошо накладывать повязки.
— Тогда приступай. Нам нужны руки.
— Господин, можно мне… — начала она.
— Можно тебе?.. — продолжил он, когда она замолчала.
— Можно мне сначала выпить воды? — Ей хотелось избавиться от кислого вкуса рвоты во рту, прежде чем начать работать.
Он не был удивлен ее просьбой и потому просто кивнул и отошел в сторону, пропуская
Шербера не успела сделать и пары шагов: резкая боль стрельнула в левой стороне ее тела, а потом еще, и она пошатнулась и осела с легким вскриком, схватившись за грудь. Господин Олдин подхватил ее и помог опуститься на земляной пол, когда в Шерберу ударила третья вспышка.
Четвертая.
— Дыши, акрай. Тебе нужно дышать.
Но она не могла вдохнуть от боли, и тогда он просто подхватил ее на руки, легко, как ребенка, хоть Шербера и могла бы поклясться, что он сам весит не большее нее, и перенес на свободную лежанку чуть дальше, уложив так ловко, словно делал подобное всю жизнь.
— Сколько спутников ты потеряла, акрай? — спросил, подавая ей воду в глиняном кувшине, и Шерб пришлось несколько раз повторить это беззвучно, прежде чем голос вернулся, и слово повисло в воздухе, становясь реальным.
— Четыре. — Она отпила воды. — Их было… четверо.
И остался только один.
Шербера откинулась на лежанке, все еще ощущая нестерпимую боль в сердце — магические стрелы, пронзившие акрай, которая ощутила смерть своих спутников. Это было несправедливо — чувствовать боль, когда она чувствовала радость, чувствовать радость, когда она должна была чувствовать горе. Но если четверо умерли, то у нее остался всего один. Один мучитель и четыре шанса на другую жизнь. Четыре шанса.
— Я готова работать, — сказала она, пытаясь встать, но господин Олдин опрокинул ее на спину легким движением неожиданно сильной руки.
— Приди в себя, акрай. Сейчас придет новая волна раненых. Их будет много, ты еще успеешь помочь.
Он поднялся с колен, легкий, тонкий, почти прозрачный, и ушел прочь, оставив ее лежать и справляться с болью.
Но уже через мгновение Шерб собралась с силами и встала. Кто она такая, чтобы лежать, пока другим нужны ее руки и ее магия? Благородная госпожа? Старшая лекарка? Господин Олдин не должен был обращаться так с акрай, которая не достойна даже назвать без разрешения свое имя. Он говорил с ней так, словно она заслуживала его слов, но это не делало ее той, кем она не была.
Шербера все еще чувствовала слабость, когда помогала вправлять сломанные кости бедра мужчине, который рычал на них так, словно это они сломали ему ногу. Ей пришлось справляться с головокружением, когда из раны на животе пожилого воина, которую они с трудом зашили и почти закрыли повязкой, вдруг плеснула кровь, сведя всех их усилия на нет.
Но сильнее головокружения и боли и слабости было ощущение свободы, которое принесла ей смерть четырех человек.
Сегодня будет только она одна. Сегодня и до самого завтрашнего утра она будет акрай, потерявшей спутников. Ее нельзя будет трогать, ее магией нельзя будет питаться, потому что в ней будет очень много смерти, и она не будет исцелять и облегчать страдания. Шербера на мгновение задумалась о том, что еще есть возможность умереть и пятому. Но богиня Инифри вряд ли будет еще более милосердна к своей дочери. Она не позволит Шерб освободиться до конца… и кто бы ни выжил из спутников, наверняка он выместит на ней свою боль и ярость. Сегодня он не сможет ей овладеть, но наверняка попытается избить посильнее, чтобы она почувствовала себя виноватой за то, что не страдает и не горюет.