Сердце Сапфо
Шрифт:
«Будь ты проклята, Афродита», — думала я.
Я знала, как Хирон относится к Зевсу, как люди могут злиться на богов, но себя я смиряла перед Афродитой, зная, что она гораздо умнее меня. Ты победила, Афродита! Ты погубила мою жизнь! Ты поставила меня на край скалы!
ЗЕВС: И ты собираешься оставить это оскорбление без последствий?
АФРОДИТА: Конечно нет! Фаон уже ждет, чтобы еще раз посрамить ее.
А потом я тайно, не раскрывая, кто я, проникла
Сначала я направилась в Эрес, а не в Митилену, надеясь как можно дольше оставаться неузнанной. Насколько мне было известно, приспешники Питтака были готовы отправить меня в царство Аида за то, что я осмелилась вернуться. Нет сомнения, я все еще оставалась приговоренной к казни. И все же у меня оттаяло сердце, когда я снова оказалась дома. Если мне было суждено погибнуть здесь — так тому и быть. Я достигла конца моего извилистого пути. Я чувствовала запах смерти, поджидавшей меня.
В маленьком городке, где я родилась, царила странная суета. Холмы были, как всегда, зеленые, оливки — серебряные, море сверкало, но люди казались подавленными, словно после вражеского нападения. Все будто ждали чего-то. Я спросила у лодочника, который привез меня на остров, в чем дело.
— Возлюбленная тирана умирает, — сказал он. — Клеида, любовница Питтака, при последнем издыхании.
Я каким-то образом чувствовала это. Возможно, предчувствие и влекло меня на Лесбос с такой же силой, как и тоска по дочери.
— Где она живет?
— Здесь, в Эресе… Знатная дама.
Он подвел лодку к дому моего деда — дом показался гораздо меньше и скромнее, чем я его помнила, — и я вошла во двор, заполненный плачущими людьми. У меня было такое чувство, будто я вернулась в царство мертвых. Все казалось смутным и нематериальным, словно я шла среди призраков.
Я закрыла лицо покрывалом — мне пока не хотелось быть узнанной.
Во дворе началась суматоха — стражники расталкивали людей, включая и меня, освобождая дорогу для крупного человека с отвислым животом и белой бородой в сопровождении золотоволосой молодой женщины.
Человек этот явно был состарившийся Питтак. Но кто эта молодая женщина?
Я попыталась протиснуться сквозь толпу, но меня понесло на волнах рыдающего человеческого моря. Два стражника остановили меня, больно ухватив за руки. Но мы уже были в комнате, где лежала умирающая женщина. И она узнала меня.
— Сапфо! — прошептала она. — Прости меня!
Седой мужчина и золотоволосая девушка отступили, удивленно глядя в мою сторону. Мужчина дал стражникам знак отпустить меня.
Я подбежала к постели матери и упала на колени. Лицо у нее было серое, глаза утратили прежний блеск. Дух смерти витал над нею.
— Прости меня, — снова сказала она. — Неужели это ты? Неужели я не сплю? Если это и в самом деле ты, то теперь я могу умереть. Боль так ужасна, что я хочу одного — уснуть. Сон стал единственным моим отдохновением.
Теперь я знала, что предчувствие близкой смерти матери было со мной уже на «Глазе Хора» посреди моря.
Мне столько всего хотелось рассказать ей! О том, как я встретила моего любимого отца в доме Аида. О том, как я жила с мифическими амазонками, которых она так почитала. О том, как я из-за Эзопа снова потеряла Алкея. О том, как я поняла, что женщина может любить двух мужчин. О том, что мать может жить своей судьбой и все же больше жизни любить своего ребенка. О том, что боги капризны и неуправляемы… Но я могла только обнять ее и плакать. Она тоже плакала.
— Прости меня, прости меня, — повторяла она снова и снова.
— Мне не за что тебя прощать, — сказала я. — Такова была воля богов… даже мое возвращение — их воля. За все отвечают боги — не мы.
Я не знаю, сколько прошло времени. Я все гладила и гладила ее, и понемногу от ее тела стал исходить тот запах, что я запомнила с детства, — аромат восточных духов. Прошли часы, дни и годы… или так мне казалось. Когда я подняла голову, то увидела, что челюсть моей матери отвисла, а с ее нижней губы на мою руку упала тонкая ниточка света. Что это — мое наследство? Глаза ее были открыты, но пусты. Она оставила меня сиротой, держа в своих объятиях.
Питтак и молодая женщина стояли совершенно неподвижно, глядя на меня. Что-то в глазах женщины напомнило мне те глаза, что сейчас закрылись. Неужели это возможно?
— Повесь меня, если считаешь нужным, — прошептала я Питтаку. — Но я хочу перед смертью увидеть дочь.
— Сапфо, я простил тебя и Алкея много месяцев назад, когда заболела твоя мать. А твоя дочь стоит перед тобой.
Прекрасная молодая женщина подошла и обняла меня. Я пила ее красоту жадными глазами, а потом, потеряв сознание, рухнула на пол.
Придя в себя, я обнаружила, что нахожусь в женской половине дома моей дочери в Митилене. Дочь ухаживала за мной. Она была так прекрасна, что если бы я встретила ее, не зная о нашем родстве, наверняка попыталась бы заняться с ней любовью. Стоило мне поглядеть на нее, как горло у меня перехватывало и огонек начинал полыхать в моей крови. Зубы у нее были прямые, белые и немного хищные — признак чувственности. Ее золотые волосы падали на ее гладкое розовое лицо, когда она наклонялась надо мной.
— Я прощаю тебе все, — сказала она. — Даже то, что ты меня бросила.
Вот, значит, как ей об этом рассказали! Я не стала разубеждать ее — пока.
Мои мысли вернулись к тем событиям, что привели меня сюда. Я видела себя на корабле с Алкеем, когда мы пребывали в упоении. Потом я вспомнила, как уничтожила все это с Эзопом. А потом я поняла. Останься я в объятиях Алкея, моя мать умерла бы непрощенной. Судя по всему, осуществился божественный план, но понять его я смогла только теперь, задним числом.