Сердце твари
Шрифт:
Дальгерт закрыл глаза. Сосчитал до пяти, снова открыл.
Отец Леон все еще ждал ответа.
– Сейчас, когда вы, отец, открыли для меня всю глубину моего заблуждения, – осторожно подбирая слова, ответил Даль, – я могу лишь благодарить вас за вашу мудрость, щедрость и доброту ко мне. Я виноват и смиренно жду наказания…
– Наказание… – довольно выдохнул старик. – Что ж. Настоящее наказание объявлю позже. А пока ступай на кухню. Спросишь брата Аугуста, он определит тебе сегодняшнюю повинность. А после ужина приходи на совет. Враг уже близко. Гаральд вывел на улицы милицию и выделил патрули, но этого мало. В южной части города возводятся
– Я приду, святой отец.
– Вот и хорошо. Ступай. Пока работаешь, подумай. Может, придумаешь еще что-нибудь этакое. Слава Спасителю.
– Слава Спасителю…
Дальгерт закончил начищать котлы к самому окончанию ужина. Удивился тому, что есть совсем не хочется, а ведь за сутки ему перепал разве только стакан воды вчера в «Вороньем гнезде». Надо было бы сходить в трапезную, да хотя бы ломоть хлеба перехватить, но видеть никого не хотелось, и он решил дожидаться вечернего звона на хозяйственном дворе. Как отзвонят, значит, пора на совет. Но пока тихо, можно позволить себе несколько минут спокойного ничегонеделания. Он привалился спиной к монастырской стене и снова стал слушать тишину: далекие разговоры, звон ведра о стены колодца, крики вечерних петухов…
Но все это было далеко, на самом краю слуха…
А ближе, рядом, было другое. Даль услышал чьи-то шаги и с неудовольствием подумал, что даже здесь ему покоя нет. Этот день, видно, еще не исчерпал списка возможных неприятностей. Он открыл глаза и сел прямо.
Если бы это оказался брат Евхарт, Даль бы знал, что делать. Но это был толстяк Рузан. А ему Дальгерт ничего плохого не желал.
– Слава Спасителю, – пробормотал брат Рузан и без спросу присел на лавочку рядом. Лавочке нипочем никакой вес, хоть три Рузана на нее опустись – она сделана из цельного ствола какого-то циклопического дерева. Из этого дерева сделаны в монастыре четыре такие лавки…
– Слава, – вяло согласился Дальгерт.
Его собеседник кивнул каким-то своим мыслям и сказал:
– Я тебя предупреждал, будь осторожней с Евхартом.
– Да.
– А ты?
– Я был уверен, что ему не к чему прицепиться. Ильра меня терпеть не может.
– Достаточно того, что ты к ней привязался. Он тебя вчера выследил. Даже зашел поговорить с кухаркой, узнать, что ты у нее спросил и почему не стал обедать. Думаешь, он дурак?
– Не все ли тебе равно?
Рузан замялся, явно подбирая слова.
– Видишь ли, брат Дальгерт… ты не задумывался о том, что во всем монастыре только ты один от корней Тарна? Никто больше из вашей общины не пошел в монастырь, хотя кое-кто и принял веру в Спасителя.
– Задумывался. – Даль пожал плечами. – В общине сильны традиции. Когда люди Тарна сюда пришли… они ведь не беглецы, не искатели приключений… у них было с собой все, что они сочли необходимым прихватить из своего мира. И вещи, и книги, и традиции… даже язык. Язык ведь у нас так и сохранился, большинство горожан на нем говорят, а язык равнин для нас – второй. Так уж сложилось… Они не видят правды в Спасителе.
– А ты?
– Моя семья покинула город, когда мне едва исполнилось шесть лет. Мы много где жили. Но прошло время, я остался один. Я слушал всех, кто был согласен меня учить и, в конце концов, услышал о Спасителе. Мне стало интересно. Я вернулся в город. Спрашивал, узнавал, пока не решился сам прийти
– А эта девушка, Ильра?
Дальгерт криво улыбнулся:
– Выходит, отказавшись от прежней веры, мне нужно было отказаться и от привязанностей. Я встретил ее еще до того, как пойти в монастырь: когда только приехал в город, поселился в «Вороньем гнезде». Не могу сказать, что влюбился, но ей было со мной интересно. Она никогда не покидала города, а я видел даже Мегаполис. И мне было с ней интересно. Она рассказывала о том, чего я не знал. О Тарне. Она о нем читала в старых книгах. О жителях города. Я стал остиарием, пришел к ним… и узнал, что Святая Инквизиция сожгла ее мать за ведьмовство. Ильра перестала со мной разговаривать. Поначалу совсем не разговаривала…
Рузан хмуро кивнул.
– Ты для многих загадка. Не слышал? Одни считают, что ты просто хитрец и твоя праведность – показная. Что она мостик, который скорым образом приведет тебя к самым высоким ступеням клира. Кто-то думает, что ты замаливаешь некие прежние грехи. И очень многие здесь ждут, чтобы ты ошибся. Тогда стала бы ясна цена твоей «святости». И вот это случилось. Теперь они ждут, что ты будешь делать. Отступишься ли ты или будешь и дальше пытаться…
– А ты как думаешь?
– Я ведь тоже тебя не понимаю, брат Дальгерт. Вот, например. Сказали, что твоя хиротония отложена. Почему?
– Леон позвал к себе. Я согласился.
– Почему? – потрясенно спросил Рузан.
– Две причины. Первая – Леон меня проверял. Откажись я и, вполне вероятно, следующее утро встретил бы в монастырских застенках. Вторая… влиять на решения Святой Инквизиции невозможно, если ты просто священник.
– Влиять… – шепотом повторил Рузан.
– Я верю в то, что Спаситель не стал бы карать костром человека лишь за то, что тот использовал в целительстве не только травы и порошки, а и приспособления, созданные мастером Слова. Или ты считаешь такую мысль еретической? Могу процитировать Святые Свитки…
– Знаю, что можешь, – с досадой сказал Рузан.
Помолчал. Потом, словно решившись на что-то, спросил:
– Хочешь ее увидеть?
Дальгерт хотел сказать «да». Да, хочу. Но мысль, ясная, как откровение, подсказала: это опять проверка. На силу воли и силу веры…
Позвали святые отцы добряка Рузана, который неспособен понять подтекст обращенных к нему слов… наверняка навешали ему всякой душеспасительной лапши, да и отправили поговорить с оступившимся аколитом…
Он медленно встал. Посмотрел на солнце. Уже скоро зазвонит колокол. Они специально подгадали, чтобы оставить ему такой выбор – или прийти вовремя на совет, или со всех ног бежать к «темнице», в которую заключили «несчастную возлюбленную».
Подставлять Ильру второй раз Дальгерт не собирался.
А потому просто пошел в сторону покоев отца Леона. Уверенной спокойной походкой.
– Даль! – растерянно окликнул его брат Рузан, но тот не стал оборачиваться.
Ничего нового совет не решил. Дальгерт воспринимал происходящее отстраненно, словно оно не имеет к нему никакого отношения. Слушал о плане обороны, слушал о графике и порядке разведения патрулей… о согласовании действий ополчения и монастырских братьев. Один раз только высказался в поддержку приора, предложившего открыть двери монастыря для женщин, детей и стариков, тех, кто захочет здесь укрыться.