Сердце в пустыне
Шрифт:
– Что с ним? – повторил Ахмед.
– Не знаю. Должно быть, виной волнение, переутомление или жара. Врач пустил ему кровь и предупредил, чтобы он не вставал с постели. Полагаю, отец скоро поправится.
На лице Ахмеда появилось выражение облегчения, его взгляд потеплел.
– Прошу, передай Хасану, пусть не переживает. Да пошлет ему Аллах много здоровья и долгих лет жизни!
Хозяин дома предложил Амиру сесть, и тот опустился на диван. Слуга принес шербет и фрукты. Ахмед зажег серебряную курильницу, и помещение наполнилось запахом лаванды.
Молодой человек
– Отец поручил сказать еще кое-что. Его сватовство к твоей дочери не состоится.
Ахмед вздрогнул. У него был немного печальный, добрый, удивительно прямой взгляд.
– Он передумал?
Амир набрал в грудь побольше воздуха.
– Да. Отец решил уступить первенство мне. Я, Амир ибн Хасан аль-Бархи, намерен просить у тебя руки Джамили.
Ахмед замер. Он мог ожидать чего угодно, только не этого! На свете найдется немало людей, которые следуют своим собственным законам, подчиняются непостижимым велениям сердца и разума. Хасан был не из их числа. В то же время этот юноша выглядит здравомыслящим и серьезным… Воистину, Аллах творит то, что желает!
– Вскоре я покину Багдад, – продолжал Амир, – отправлюсь в Хорасан в свите правителя правоверных, великого Харун аль-Рашида, и принца Абдаллаха аль-Мамуна. Если ты дашь согласие на брак, мы ускорим свадьбу и я смогу взять Джамилю с собой. Мы поселимся в Мерве, я окружу твою дочь уважением и любовью, каких она, без сомнения, заслуживает!
Ахмед постарался взять себя в руки.
– Благодарю за оказанную честь. Все это весьма неожиданно для меня, – осторожно промолвил он. – Я должен подумать. Джамиля – моя единственная дочь, и я намерен устроить ее судьбу наилучшим образом.
Амир поднялся с дивана, хозяин дома – тоже.
– Если позволишь, я зайду через несколько дней, чтобы узнать твое решение.
Ахмед выдержал паузу, после чего сказал:
– Будет лучше, если это сделает Хасан. Свадьба – серьезное дело. Я намерен с ним поговорить.
Молодой человек изменился в лице. Он должен был понимать, что ему не на что рассчитывать. Если отец Джамили и поверил его словам, то наверняка счел себя оскорбленным «двойным» сватовством и решил, что в семействе аль-Бархи царят сомнительные нравы.
Амир покинул дом судьи и отправился домой, не видя ни дороги, ни людей. О Джамиля! Впервые в жизни его интересовало не только тело женщины, но и ее душа. Какие мечты, какие воспоминания живут в ее сердце? Какой свет озаряет и какие тени омрачают ее мысли? Один взгляд этой девушки был подобен целому миру, доброй сотне несказанных слов, череде сладких снов, которые снятся на рассвете!
Амир грезил о Джамиле с глубокой нежностью, тогда как о Зюлейке вспоминал только в тот момент, когда его обуревали страсть и ненасытное, грубое желание.
После того как молодой человек ушел, Ахмед позвал дочь и рассказал ей о том, что услышал. Смятенное выражение на
– Все это кажется мне очень странным, – заметил Ахмед. – Хасан так горячо убеждал меня в том, что хочет жениться на тебе, и вдруг.
Джамиля не слушала отца. Она была воспитана на книгах, выдуманных историях, пылких стихах, и собственное воображение всегда имело над ней куда большую власть, чем правда жизни.
– Отец! – Девушка взяла его за руки. – Ты всегда говорил о том, что хочешь моего счастья, что не желаешь меня неволить. Умоляю, выдай меня за этого юношу!
Ахмед нахмурился. Он догадывался о том, что происходит. Джамиля увидела красивого молодого человека (а он и правда был очень красив!), мгновенно влюбилась и теперь мечтала о счастье – о лихорадочном, пылком, горячем счастье. Дочь не подозревала о том, что оно может быть и другим – неторопливым, спокойным, надежным. Когда-то Ахмед тоже был молод и представлял мир совсем не таким, каким он оказался в действительности. Теперь по роду занятий ему приходилось сталкиваться с самими разными проявлениями мошенничества, обмана и подлости. Окружающий мир был пропитан лицемерием, фальшью, жаждой сиюминутных удовольствий и – денег. На долю мечтателей оставалось бессилие и отчаяние.
Хотя повидавший жизнь кади не сомневался в Хасане, поскольку тот разделял его стремления, был его другом, он все же по-настоящему доверял только небу, земле, воде и хлебу, то есть тому, что не способно меняться, а главное – изменять.
Ахмед не стал объяснять это дочери и ограничился тем, что повторил ту же фразу, какой ответил Амиру:
– Успокойся. Я ничего не решил. Сначала я должен поговорить с Хасаном.
Вернувшись домой, Амир перво-наперво направился к Зухре. Она нетерпеливо поднялась навстречу и положила руки на плечи сына. Взволнованный, полный страстной силы взгляд женщины был устремлен в глаза Амира. Она коснулась ладонями его лица и выдохнула:
– Ну… как?
Молодой человек отстранился от матери. Сел. Придвинул к себе кувшин с холодной водой, налил в чашу и залпом выпил. По лицу пробегали быстрые тени, во взгляде затаилось смешанное чувство растерянности, решимости, упрямства и испуга.
– Я все уладил.
– Каким образом? Что ты сказал?
– Сказал, что отец отменил сватовство. И… я заявил, что сам женюсь на Джамиле!
Зухра ахнула и задрожала всем телом.
– Глупый мальчик! Зачем ты это сделал? Отец никогда тебя не простит! Он может выгнать тебя из дому, лишить наследства!
Амир смотрел прямо перед собой. Он сжал кулаки и не двигался.
– Ну и пусть. Он и без того отправляет меня в ссылку. Он не получит эту девушку. Я уговорю ее убежать, увезу с собой, украду!
– Тебя схватят!
Амир упрямо тряхнул головой.
– Главное – успеть отъехать подальше от города, а потом я попрошу защиты у принца аль-Мамуна. Он наверняка обижен на халифа за то, что тот высылает его из Багдада, и будет рад обзавестись человеком, который поклянется служить ему верой и правдой.