Сердце в тысячу свечей
Шрифт:
– Вот видишь: все твои мысли только о себе. Бедная, нелюбимая Китнисс! Да что ты знаешь о том, кто нужен твоему будущему мужу?
Открываю рот, чтобы ответить, но она не дает, шипит:
– Нет уж, я еще не закончила! Как много Пит рассказал тебе о том, какую цену он заплатил за твою «сохранность»? Рассказал ли что-то вообще? Ты слепая, если не видишь, как он медленно умирает у тебя на глазах!
– Кто бы говорил! Ты, которая все это устроила! Только какая теперь разница? У него есть Ребекка, до меня Питу нет больше дела! – кричу, вскакивая
– Не устану поражаться, какая же ты дура, Эвердин! Ты поэтому изводишь парня? Ревность! И снова, снова, снова ты думаешь о себе!
Мне обидно от ее слов, но какая-то крохотная частичка меня все-таки соглашается с капитолийкой, поэтому я решаюсь спросить:
– Что именно Пит мне не рассказал?
Понимаю, что, скорее всего, я ищу ему оправдание, пытаюсь найти что-то объясняющее тот поцелуй между ним и внучкой Сноу, который я видела. Ищу что-то, способное уменьшить мои страдания.
Кларисса вздыхает и долго решает, что именно мне сказать.
– Не всякие пытки это сломанные конечности или плоть, рассеченная до кости. Не каждая боль это истязание тела. Синяки проходят, а порезы затягиваются. Время не лечит только душевные раны: если они чересчур глубоки, то могут остаться навсегда. Или этого «всегда» может не хватить, чтобы человек посмотрел на все иначе…
– Я не понимаю…
Капитолийка качает головой.
– Пит не по своей воле пошел в постель к Ребекке, и, хотя тебе, Китнисс, нравится думать, что виноваты я или он, вспомни о том, что ты могла бы заменить Пита. Спасти не только от объятий Ребекки, но кое и от чего еще…
Мое терпение на исходе, а Кларисса говорит загадками. Наверное, ей и сказать-то нечего, просто тянет время лишь бы позлить меня?
– И от чего же?
Она закусывает губу.
– Если даже чтобы вымолить твою жалость, он не сказал, то и я не скажу, – говорит Кларисса. – Важно другое, сегодня Пит совершит, вероятно, самую большую ошибку в своей жизни!
Кровь приливает к моему лицу, и я инстинктивно сжимаю руки в кулаки. Какая низость с ее стороны назвать нашу свадьбу, пусть и вынужденную, главной ошибкой в жизни Пита!
– Да как ты?..
– Он собирается напасть на президента, – опережает меня Кларисса, понизив голос. – Сегодня! Ты знаешь, что бывает с теми, кто осмеливается на убийство?
– Смертная казнь… – выдыхаю я, не задумываясь.
Калейдоскоп мыслей вспыхивает в голове, одна страшнее другой. Я тут же вспоминаю, как Пит, израненный, лежал на моей кровати в темнице, как я молилась, чтобы он выжил. Как я боялась, что могу остаться без него… Я и сейчас не могу!
Только не Пит! Я не могу потерять Пита!
– Почему? – вопрос срывается, но ответ не важен. Пит не рассказал мне что-то очень важное, что-то из-за чего он теперь готов умереть.
– Из-за тебя, – бросает Кларисса, – он снова спасает тебя! Что у него осталось? Воля? Тело? Только жизнь еще принадлежит ему – но и с ней, он расстанется, чтобы спасти твою шкуру, Эвердин! Ты допустишь это?
Я трясу головой, с абсолютной ясностью понимая, что не стану раздумывать, чья жизнь важнее: любимый столько раз рисковал ради меня, а я так ни разу и не уплатила ему долги.
«Любимый…»
Почему я не решалась назвать его так даже в собственных мыслях? Я ведь действительно люблю его! И так давно, что он уже стал частью меня, той самой половинкой, без которой не может быть жизни.
– Останови его, Китнисс, – голос Клариссы становится мягким, просящим. – Не дай ему умереть…
– Не дам, – обещаю я.
***
Миротворцы и Кларисса сопровождают меня к месту, где все свершится.
Я стану женой Пита.
Между нами в последнее время пролегла пропасть, мои слова о ненависти, его покорность и отстраненность – как мы допустили, чтобы Сноу сумел разлучить нас? Что произошло в тот злосчастный вечер между Ребеккой и Питом? Почему он даже не попытался ничего объяснить?
О чем говорила Кларисса, намекая, что Пит страдал в последнее время больше, чем позволил мне увидеть это?
Я задерживаю дыхание, когда вижу его еще издалека: Пит стоит возле дверей, ведущих на дворцовую террасу, и где-то там, снаружи, шумит толпа, пришедшая, чтобы посмотреть на свадьбу «несчастных влюбленных». Внутри разливается тепло, приправленное страхом.
Пит не замечает моего приближения, он смотрит прямо перед собой и, кажется, до крайности напряженным.
– Привет, – говорю я, останавливаясь за его спиной.
Пит вздрагивает и поворачивается ко мне. Я успела отвыкнуть от того, чтобы он был так близко: хочется кинуться к нему в объятия, но вместе с тем слишком боязно сделать это. Он рассматривает меня, и я смущаюсь.
– Это плохая примета – увидеться до свадьбы, – неловко говорю я, пряча взгляд.
– У нас с тобой все не как у всех, – успокаивает меня Пит, и я не удерживаюсь – снова смотрю на него.
Его глаза – моя слабость, а тепло губ, которые касались меня, – самое сладкое, что я когда-либо пробовала… Однако, я замираю от неожиданности, когда Пит вдруг оказывается стоящим совсем близко и, не спрашивая, притягивает меня к себе. Я пугаюсь, стараюсь отодвинуться, но он удерживает меня за руки и накрывает мои губы своими. Ему нет дела, что охрана и Кларисса пялятся на нас, и постепенно и я перестаю беспокоиться – огонь, исходящий от Пита, опаляет и меня тоже.
Прихожу в себя, только когда он отстраняется. Смотрю ему в глаза и тону в сквозящей в них нежности.
«Как же я скучала по тебе, Пит, как же ты мне нужен!».
– Я люблю тебя, – шепчет он, и я хочу ответить, но память зачем-то подсовывает воспоминания о том, как он – вот так же жарко – целовал Ребекку.
И я молчу, не убегаю от него, но и не решаюсь признаться в том, как сильно завишу от него, как невыносимо люблю.
– Пора, – одергивает нас Кларисса, и я не сопротивляюсь, когда она тянет меня в сторону.