Сердце ведьмы
Шрифт:
— Si, senor. — Одними губами произнесла она.
— Ну что, уговорил ее? — Жорес поднялся ему навстречу с дивана.
— Да… то есть нет. То есть, планы меняются. Вирсавия остается.
Куратор сделал несколько глубоких вдохов. Когда к нему вернулась способность говорить, Жорес был краток:
— Ты псих.
Мужчина постучал согнутым пальцем по лбу, наглядно объясняя Себастьяну, что он сумасшедший. Чокнутый. El loco. Инквизитор и не возражал. Он просто схватил со столика ключи, телефон, свою чертову гордость и вышел за дверь.
На кухне Вирсавия сидела перед остывшей чашкой чая. Не замечая взгляда куратора,
Самое неприятное, что ведьма, кажется, была права. Эта мысль грызла инквизитора, как голодная крыса. Надо было честно признать: дыр в его блестящем плане было не меньше, чем в голландском сыре. Какие гарантии, например, что Серпентио вообще явится выкупать эту флешку, ведь Себастьян мог сделать с файла множество копий?
Единственная надежная приманка для магистра тамплиеров — Вирсавия де Фуа. го юношеская любовь, в этом инквизитор почему-то не сомневался. Наследница мудрости катаров. Гарантия собственной жизни Серпентио, в конце концов. Следовало признать — титул магистра тамплиеров не полезен для здоровья. Всегда за твоей спиной может встать кто-то с пимтолетом и желанием стать новым магистром. И передача власти займет ровно столько времени, сколько потребуется пуле калибра девять миллиметров, чтобы пройти расстояние от затылка до лба. Де Моле и сам в свое время таким способом сместил с должности своего El jefe [50] . Так что постоянное присутствие рядом ведьмы, умеющей заговаривать кровь и лечить любые раны, многократно увеличивало его шансы на выживание.
50
El jefe — босс, хозяин
А если он все-таки найдет способ привязать ее… Привязанная ведьма на протяжении столетий стоила огромных денег. По семейной легенде его собственный предок герцог Альба отдал Ковену Авила целый замок в этой провинции за некую дочку мельника из Ла-Альдеуэла, которая по слухам умела читать мысли его врагов. Ну, кем в дальнейшем стал этот герцог, рассказывать не надо.
дним словом, надо было действовать, и действовать быстро. Вызвать группу быстрого реагирования Инквизиции, причем не официально, а через канал для спецсвязи. Обеспечить меры безопасности во время переговоров с Серпентио. Разработать маршруты отхода для Жореса и для них с Вирсавией. Легенду, для чего он, собственно, хочет встретиться с магистром.
А что, если Серпентио все-таки взял Патриса? И уже знает, кто именно играет против него? Если следовать логике, то тогда он не явится на встречу. Но Александр де Моле и логика плохо сочетались друг с другом. К тому же, он не просто так десять лет хранил свой старый телефон.
Черт побери! Инквизитор остановился и со всей дури врезал кулаком по стене. Службы двух стран годами ищут выходы на магистра тамплиеров, потеряли не меньше десятка агентов, страшно сказать, сколько денег, а эта мелкая зараза… эта ведьма просто зашла в туалет и набрала на своем телефоне несколько цифр. И вот вам результат. Утритесь, господа инквизиторы и все прочие.
Оставалось только молиться, что Серпентио примет его официальное прикрытие: успешную инвестиционную компанию «Лойола, Висконти &Альба, SAS», волей обстоятельств оказавшуюся глубоко интегрированной в задницу. Завтра он покажет магистру Вирсавию, а затем упакует ее и передаст Пако. В церквях Памплоны достаточно тайников, чтобы спрятать хоть сотню ведьм. Тамплиеры заебутся ее искать.
Улица Сан Мигель, ведущая к плoщади Сан Николас была на удивление малолюдной для столь любимой туристами Памплоны. Возможно, это объяснялось отсутствием кафе и ресторанов, а так же сувенирных магазинчиков. До начала вечерней мессы оставалось около часа, как раз достаточно, чтобы добросовестный священник отвлекся от подготовки и отпустил грехи кающемуся.
Несмотря на почти полное отсутствие машин, Себастьян пересек улицу строго по пешеходному переходу, миновал опоясывающую часть здания арочную галерею и, открыв обшитую железными полосами деревянную дверь, вступил в полумрак центрального нефа. Больше похожая на маленькую крепость снаружи, церковь Святoго Николая была такой же суровой и внутри. Неудивительно, если учесть, в каком краю и в какие времена она была построена. Храм долгo служил убежищем для жителей городка Сан Николас во время мелких войн и частых стычек с соседями. Восемьсот лет назад при одном из таких нападений oн был сожжен, но люди отстроили свою церковь заново. И стены возвели на совесть.
Мужчина остановился на несколькo минут, чтобы дать глазам привыкнуть к тусклому свету. Внутреннее убранство храма было на удивление скромным, почти аскетическим, особенно если учесть, какие щедрые пожертвования оставляли в церковной кружке некоторые из его прихожан. Это была довольно специфическая паства — воры, контрабандисты, мошенники всех сортов, верящие, что их покровитель, Святой Николай, не отвернется даже от таких закоренелых грешников. Скромный святой не требовал позолоты и дорогих алтарных покровов, зато местный священник щедро тратил полученные средства на образование и медицинскую помощь для приходской беднoты.
Исповедальни находились в боковом нефе, справа от алтаря. Себастьян преклонил колени на грубой скамейке, через несколько минут занавеска перед его лицом сдвинулась в сторону, и через деревянную решетку на него посмотрел смуглый мужчина с совершенно седыми волосами и внимательными карими глазами.
— Простите меня, святой отец, ибо я согрешил, и долгое время не был на исповеди, — сказал инквизитор. — Я убил человека, но эта смерть была угодна Церкви.
Карие глаза блеснули сталью.
— Сын мой, как может убийство быть угодным Церкви?
— «Бойтесь Бога и воздавайте хвалу Ему, ибо приближается час суда Его» [51] . — Себастьян тихо и твердо произнес слова, давно ставшие частью его существа.
Конечно, грех его был велик, но священник, видимо, считал его достойным прощения настолько, что даже не стал oграничиваться одной только разрешительной формулой [52] , но прочел всю молитву целиком. Инквизитор помнил, сколько раз он еe слышал — восемнадцать — и с благоговением выслушал от начала и до конца.
51
Девиз инквизиции
52
Разрешительная формула — последняя фраза разрешительной молитвы, отпускaющей грехи