Сердце Ворона

Геммел Дэвид

— Неприлично? Этому вас научили варлийцы, да? Чему же еще они вас научили?

— Что ты имеешь в виду?

Кэлин уже полностью оделся и теперь решил повернуться к своей спутнице.

— Горцы никогда не стеснялись своих тел. Это варлийцы считают наготу злом.

Он сел, посмотрел на озеро, вздохнул:

— Наверное, ты права. Мы живем среди них и, сами того не замечая, воспринимаем их обычаи и взгляды. Мы думаем, что придерживаемся старинных традиций, но это самообман. У детей горцев уже нет духовных имен. Мы покупаем одежду в варлийских лавках, учимся в их школах и даже не говорим на языке своих предков.

Они крадут наши души, а мы этого не замечаем. — Кэлин помолчал, потом посмотрел на девушку и улыбнулся. В этот миг он показался ей необычайно юным и каким-то печальным, ранимым. — Извини, я и сам говорю как варлиец. Ты очень красивая. Самая красивая из всех, кого я видел.

— А ты видел много обнаженных женщин?

— Нет, ни одной. До сегодняшнего дня. Она рассмеялась:

— Тогда твои слова трудно принять за комплимент.

— Наверное, ты права, Чара Джас. Она встала и надела куртку.

— Вот так лучше. Скажи, почему мое имя расстроило тебя?

Ей показалось, что он не ответит на вопрос, потому что взгляд его снова ушел в сторону.

— Я знал девушку с таким именем. — Голос Калина прозвучал глухо и печально. — Она была очень добрая и милая. Хотела пойти вместе со мной на праздник, но потом…

— Ты ей нравился?

— Кажется, да. Из-за того; что я ей нравился, ее изнасиловали и убили два варлийца.

Слова повисли в воздухе между ними. Чара не знала, что сказать. Изнасилование было редким преступлением у горцев, а уж убийство женщины… Тишина давила на обоих и становилась слишком тягостной.

— Извини. Ты любил ее?

— К несчастью, нет, хотя мне было очень хорошо с ней. На нее напали из-за меня. Если бы она влюбилась в одного из своих, то гуляла бы сейчас по лесу и наслаждалась солнцем.

— Тех, кто это сделал, повесили?

— Нет. Кто-то выследил их и убил.

— Кто-то?

Он замялся.

— Никто не знает, чьих это рук дело. — Кэлин снова посмотрел на нее и принужденно улыбнулся. — Мне очень жаль, что я не сдержался и ударил твоего отца. И извини за то, что пялился на тебя.

Попытка сменить тему разговора была явно неуклюжей, но Чара не стала заострять на этом внимание.

— Ладно, я тебя прощаю. Мой отец, возможно, тоже тебя

Теперь уже Чара отвела глаза:

— Он очень гордый. Думаю, он вызовет тебя на поединок.

— Бал дорог тебе?

— Конечно, дорог. Он же мой брат. — Она надела штаны и сапоги. — Мы будем на месте к сумеркам.

Беспокойство одолевало Колла Джаса. Как человеку сильному и уверенному в себе, ему нравилось считать, что жизнь и безопасность клана надежно защищены и он полностью контролирует ситуацию. Чаще всего было именно так, но иногда, как, например, сейчас, вождь сталкивался с тем, что события развивались, повинуясь собственной логике, и попытки изменить их ход грозили серьезными неприятностями.

Бал прав. Кэлин Ринг действительно смотрел на Чару с нескрываемым вожделением. Это вызвало всплеск раздражения, в результате чего он оскорбил парня. Кто мог предвидеть дальнейшее? Сыну повезло, что пуля не пробила ему голову.

Проблема имела свои тонкие нюансы. Колл не питал злобы к Кэлину Рингу, но это ничего не меняло. Клан «черных» ригантов процветал благодаря дани, которую платили все землевладельцы и крестьяне. Платили не из любви или уважения к клану. В основании нынешней системы отношений лежал страх. За «черными» ригантами укрепилась некая репутация, и люди опасались нажить в их лице безжалостных и смертельно опасных врагов. Слух о происшествии на ферме мог достигнуть Черной Горы и распространиться по окрестностям. Какой-то юнец южанин ударил вождя и выстрелил в его сына. При отсутствии должного воздаяния репутация клана будет серьезно подорвана, и тогда многие задумаются о том, стоит ли платить дань тем, кто не может защитить свою честь.

Самый легкий ответ, самое легкое решение — позволить Балу убить мальчишку. Но Колл Джас хорошо знал, что легкие решения далеко не самые верные.

Вождь вышел из дому и, спустившись по склону холма, отправился к Святой Лощине. Ему хотелось повидаться с Обитательницей Леса, получить от нее мудрый совет и, возможно, найти выход из тупика.

Святая Лощина была местом тихой, спокойной красоты и непостижимой тайны. Пронзавшие крону деревьев солнечные лучи золотили мягкий травяной ковер, и казалось, что если посидеть здесь с закрытыми глазами, то можно услышать шепот сидхов, доносящийся через пласты столетий. Часто, пребывая в сомнениях, Колл Джас приходил сюда, слушал пение невидимых птиц или поднимался к западной оконечности лощины, и подолгу смотрел на серо-голубые воды озера Птицы Печали.

Еще дальше на западе, почти у горизонта, горы опускались и резко подымались, образуя V-образную чашу, в которую медленно спускалось вечернее солнце. На закате серые воды становились бронзово-красными, как будто умирающее светило таяло и заливало подножия гор. Прожив немало лет, Колл Джас не перестал испытывать чудесное благоговение, исходящее от Святой Лощины и озера Птицы Печали.

Прикрыв глаза ладонью, он долго всматривался в расположенный на середине озера остров, где росли высокие, кряжистые дубы, стройный ясень и величественные березы. Небольшой заливчик вдавался в восточный берег. Лодки Обитательницы Леса не было, и Колл Джас огорченно вздохнул. Ей нередко удавалось заглянуть в будущее, а ему как раз сейчас не хватало ориентира.

Навстречу Кэлину Рингу он выслал Вуллиса Свайнхема и Чару. Когда они обнаружили южанина, его дочь приказала

Вуллису вернуться домой с докладом. Необходимости в этом не было, потому что о госте доложили бы другие разведчики. Значит, Чара хотела остаться с Калином Рингом наедине.

Уж не, влюбилась ли его дочь в чужака? Колл надеялся, что нет.

Проблем хватало и без того.

Вождь вернулся в Святую Лощину и, достав из кармана плаща серебряную фляжку, сделал добрый глоток. Уисгли выстаивалось в бочке не менее двадцати лет. Напиток прокатился по горлу жидким огнем. Колл плеснул несколько капель на землю.

— За детей сидхов.

За деревьями послышались чьи-то шаги. На поляну вышел Бал. Он уже снял повязку, и под коркой запекшейся крови виднелись десять аккуратно наложенных швов.

— Я подумал, что застану тебя здесь, отец, — сказал он. — Ее нет?

— Нет.

Колл протянул ему фляжку.

Бал приложился к серебряному горлышку:

— Ух, хорошо.

— Живая вода. Что привело тебя сюда?

— Я хотел сказать, что соглашусь с любым твоим решением. Если сочтешь, что мне не стоит вызывать его на поединок, я подчинюсь.