Сердце Ворона
Шрифт:
— Ты хорошо сражался. Я горжусь тобой. А теперь давай займемся твоими ранами.
— Сейчас, отец. Мне надо немного посидеть. — Они отошли на несколько шагов и сели на невысокую стену у колодца. — Где он этому научился, как ты думаешь? — спросил Бал.
— Гримо, — ответил Колл Джас. — Нужно было предвидеть это. Он научил парня.
Бал негромко выругался:
— Слишком хорошо научил.
— Моя ошибка, сын, — грустно признал вождь. — Она едва не стоила тебе жизни.
— Да, но все ведь обошлось. Ты ни в чем не ошибся. Если бы мы удовлетворились одним извинением, об этом стало бы известно. И тогда другие тоже
— Да, нам повезло, что все закончилось хорошо, но могло выйти и по-другому. Если бы ты убил его, сюда явился бы Гримо. Он вызвал бы меня на поединок.
— И тогда тебе пришлось бы убить его, — сказал Бал. — Знаю, ты бы огорчился.
Колл рассмеялся:
— Убил бы Гримо? Я хорошо владею мечом и бьюсь до последнего. Это не пустое хвастовство. Но драться с Гримо… Худшего варианта и быть не может. У меня не было бы ни одного шанса. Если бы ты убил мальчишку, мне пришлось бы устроить засаду на Гримо в надежде перерезать ему горло прежде, чем он прикончит меня. И это было бы печально. А теперь позволь мне сходить за иголкой и зашить твои раны.
Кэлин молча сидел у окна. Чара стояла рядом, бережно вытирая кровь, сочащуюся из глубокого пореза на щеке. Взяв изогнутую иголку, она заправила тонкую черную нить и склонилась над ним. Он почувствовал укол, но сдержался и даже не моргнул.
Закрыв глаза, Кэлин заново переживал только что закончившийся бой, видел блеск стали, слышал звон клинков, наблюдал смертельный танец в плотном кольце воинов. Он просматривал поединок как бы со стороны, шаг за шагом анализируя действия свои и противника. В самом начале у Бала было три возможности нанести завершающий удар, но он не воспользовался ими. Тогда Кэлин отнес упущения на счет медлительности соперника, но сейчас, когда горячка схватки прошла, не испытывал прежней уверенности.
Порез оказался довольно длинным и потребовал десяти швов, но в конце концов кровь удалось остановить.
— Не так уж и плохо, — сказала Чара, отложив иголку. — Шрамы красят мужчину.
Кэлин открыл глаза. Ее лицо было совсем рядом, в нескольких дюймах от его собственного, и казалось самым прекрасным из всех, которые он видел. У нее были зеленые, цвета травы глаза с золотистыми пятнышками. Девушка изучающе осматривала результат своей работы. Он подался вперед и 'поцеловал ее в щеку. Чара отстранилась.
— Не время, — твердо сказала девушка, но тут же смягчила слова улыбкой. — Давай руку.
Кэлин снова сел, наблюдая' за ее ловкими, уверенными движениями. Наложив швы, Чара затянула нить, сделала узелок и обрезала края маленькими ножницами. Когда она закончила, он медленно сжал пальцы в кулак. Кожа натянулась под напрягшимися мускулами, но швы держали прочно.
— Как ты себя чувствуешь? — — спросила Чара, стирая засохшую кровь.
— Устал.
Какое-то время она сидела молча, — потом, отведя глаза в сторону, сказала;
— Хочу поблагодарить тебя за то, что не убил Бала. Кэлин не знал, что ответить. Возможно, Чара считала, что он пощадил ее брата, но это далеко от истины. Ему хотелось убить противника, он стремился к этому, делал все возможное. Правда жгла его, просясь наружу. Юноша не желал, чтобы в отношениях с этой девушкой присутствовала ложь. Любая ложь, даже незначительная, губительна и рано или поздно разъест фундамент выстроенного здания. Момент наступил критический. Правда, как и ложь, тоже могла убить нежные ростки дружбы.
— Я рад, что он жив.
Бал не виноват, — сердито сказала она. — Это все отец. Он настоял на поединке, потому что репутация ригантов Для него важнее жизни собственного сына. Отец почему-то решил, что если тебя не наказать, то люди в Черной Горе и в других местах откажутся платить дань.
— Что ж, в этом есть смысл.
— Смысл? Ты на его стороне?
— Я ни на чьей стороне, — быстро сказал Кэлин, заметив вспыхнувшую в ее глазах злость. — То, что я понимаю твоего отца, не означает, что я согласен с ним. Мне трудно судить о политике, но Колл Джас сумел сохранить культуру ригантов, живя на земле, правят которой варлийцы. Ты бы посмотрела, что творится на юге. У нас нет никаких прав. Нам запрещено владеть оружием и даже приличной скаковой лошадью. Мы не имеем права голоса, не можем появляться на варлийской территории во время праздников. Солдаты насилуют наших женщин, а суды оправдывают насильников да еще наказывают тех, кто обращается с жалобами. Здесь, на севере, ничего такого нет. Думаю, в этом немалая заслуга твоего отца. Конечно, ему приходится действовать иногда достаточно жестко, чтобы поддержать репутацию ригантов.
— Из-за этой репутации тебя вполне могли убить, — напомнила Чара.
— Могли. Но не убили. Ты сердишься на меня?
— Да.
— И не хочешь меня поцеловать?
— Нет. — Она усмехнулась, но тут же посерьезнела. — Тебе не кажется, что у меня слишком много веснушек?
— Ты самая красивая девушка на свете!
— Это не ответ на мой вопрос. Скажи, я была бы красивее, если б веснушек было меньше?
— Нет, — без раздумий ответил он. — Без веснушек ты была бы совсем не интересна. Я бы тебя и не заметил.
— Смеешься?
— Да.
— Не надо. Мне не нравится, когда надо мной смеются. Чара отошла к камину. Огонь почти погас, хотя кое-где под пеплом еще теплились непрогоревшие угли. Девушка присела на корточки, подбросила несколько веток и осторожно подула. Пламя ожило, побежало по сухим прутикам. Она добавила пару поленьев и села на пол. Кэлин примостился рядом.
— Прежде чем говорить о чем-то с моим отцом, тебе следовало спросить меня, — сказала Чара. — Почему ты решил, что я соглашусь пойти за тебя?
— Потому что ты меня любишь.
— Ты не знаешь этого наверняка. Может быть, я целуюсь со всеми симпатичными парнями,
— Правда? — неуверенно спросил он,
— Нет, но ведь ты этого не знал. В любом случае ты повел себя неучтиво.
— Извини. Так ты выйдешь за меня?
— Мне надо подумать. Но ты еще даже не объяснил, почему я должна выходить за тебя.
Отблески огня играли в ее рыжих волосах. Кэлин смотрел на изгиб шеи девушки и вспоминал, как она, обнаженная, шла к озеру. Многое в жизни оставалось" для него непонятным и необъяснимым, но кое-что он знал совершенно твердо. Эта женщина предназначена ему. Она — спутница его души. Чувства переполняли юношу, но слов, способных выразить их, не находилось. Он знал, что должен что-то сказать, что Чара ждет, но молчал. Тишина становилась невыносимой.