Сердце ждет любви
Шрифт:
Он улыбнулся, и улыбка сделала его лицо поразительно красивым.
— Нечестное? Какое прекрасное слово! — Он проскользнул в дверь. — Сюда.
Розамунда с недовольным видом последовала за ним. Но что бы он ни задумал, он предоставлял ей шанс что-то узнать, что угодно, что могло бы помочь ей не поддаваться страху и не растеряться при виде лорда Косгроува.
— О! — Она умолкла, увидев большой квадратный гобелен, висевший на стене библиотеки. — Великолепно! Сколько же ему лет?
— Говорят, здесь изображено создание висячих садов в Вавилоне. Я бы сказал, гобелен
Розамунда смотрела на яркие красные, золотые, зеленые нити гобелена. Прежнее, хорошо знакомое ей любопытство пробудилось в ней, но не древнее произведение искусства вызвало его.
— Что вы хотели рассказать мне? — спросила она. — Ведь мы пришли сюда не для того, чтобы говорить о гобелене?
— Нет, не за этим. — Он молча закрыл и запер дверь. — Я не хотел этого. — Мускул на его скуле дрогнул. — Есть другое, в чем у меня недостаточно практики.
Ее сердце громко застучало в туже минуту, когда закрылась дверь.
— О чем вы говорите? Вы передумали помогать мне?
— Нет. Я говорю о собственном самообладании. — Он перевел дыхание. — Вы сказали, что вас никогда не целовали.
Роуз вздрогнула.
— Может быть, поцелуй не должен быть таким, как поцелуй лорда Косгроува, но…
— Нет, не должен. Считайте себя нецелованной. Брэм смотрел ей в глаза. Она была высокой девушкой, это она нередко слышала от своей матери. Но все равно ей приходилось поднимать голову, чтобы встретить взгляд его темных глаз. И не в первый раз ей хотелось узнать, что он думает.
— Поцелуй — это нечто интимное, — тихо сказал он, проводя пальцем по ее щеке. — Косгроув перешел грань, за которой вы почувствовали беспокойство, и сделал это намеренно.
Сознание Роуз ухватилось за слово «интимное». Брэм сделал себя ее союзником. Выбрала бы она его при других обстоятельствах, она не знала. Несколько дней назад она была готова возненавидеть этого мужчину. Но с тех пор как девушка встретила его, он удивлял ее своей проницательностью, тактом и даже остроумием. И еще тем, что был в большей степени джентльменом, чем другие, кого она встречала.
— Вы не дали мне времени поразмыслить об этом, — продолжал он, — но я вижу лишь один способ легче переносить ухаживания мужчины.
— О, правда? — Она ощущала в своем голосе нервную дрожь. Конечно, в глубине души она надеялась узнать больше, чем порядочная леди в ее положении согласилась бы услышать.
— Да.
Брэм на шаг ближе подошел к ней. По-прежнему глядя ей в глаза, он взял в ладони ее лицо, наклонился и коснулся губами ее губ. От нежной ласки сами по себе затрепетали ее веки. Когда он чуть отступил от нее, как будто определяя, понравился ли ему ее вкус, она почувствовала… разочарование. Но это было намного лучше того ощущения, которое возникло у нее от прикосновения Косгроува. В этом поцелуе было нечто такое, что заставило сердце трепетать.
— Это был…
Он снова не дал ей договорить. Его губы искали ее губы мягко и в то же время настойчиво. Неожиданно жар желания пробежал по ее телу. Боже, как он
Брэм целовал ее глубоким поцелуем, лаская ее язык своим языком. Подталкивая ее, он прижал ее к книжному шкафу и дразнил, покусывая ее губы, пока она чуть не задохнулась. Ничего не могло быть приятнее. И этого нельзя было ожидать от человека с репутацией Брэма Джонса.
Он убрал руку с ее лица, и она скользнула по ее телу. К чему бы он ни прикасался, даже сквозь ткань ее платья он чувствовал ее жар. Почти ожог. Он приподнял ее и прижал к своему твердому, сильному телу, и у нее вырвался стон.
Кровь шумела в его ушах и бурлила в паху. Он не мог скрыть свидетельства своего возбуждения, ибо к этому совсем не был готов. Слава Богу, Розамунда, казалось, не могла оторвать изумленного взгляда от его лица, хотя, должно быть, чувствовала его возбуждение. В своем воображении он сорвал с нее всю одежду. Его взгляд зачарованно остановился на алом румянце ее щек и заманчиво влажных, припухших, полураскрытых губах.
Переведя дыхание, он повернулся к ней спиной. Брэма беспокоила его собственная реакция на нее по целому ряду причин. Которые из них лучше, которые хуже, он никак не мог понять.
«Скажи же что-нибудь, черт тебя побери», — приказал он себе.
— Вот теперь вас поцеловали, — проворчал он.
— Боюсь, мне надо присесть на минутку, — неуверенно выдохнула она.
— Пожалуй, — не оборачиваясь, сказал он, делая глубокий вдох и всеми силами пытаясь представить целую процессию старых, обрюзгших, бородавчатых женщин… даже мужчин… кого угодно, только бы ослабить давление в паху. — Посидите минуту. И не забудьте выбрать одну из книг, которые рекомендовал мой брат.
Он услышал, как она села.
— Брэм…
Ее тихий голос остановил его, когда он уже взялся за ручку двери. Проклятие!
— Что?
Она прокашлялась.
— Это был хороший урок. Но я не думаю, что он ограничится поцелуями.
Неожиданный гнев, вызванный ее словами, помог ему вернуть самообладание. Брэм посмотрел на нее:
— Я тоже так не думаю. Можете не сомневаться.
— А вы, значит, еще не… закончили? — спросила она, сложив руки на коленях так, что он почти не заметил, как они дрожали. — Помогать мне, я хочу сказать?
Он нахмурился:
— Честно говоря, Розамунда, если рассказать вам, какую боль вы почувствуете от удара кулаком, то это не уменьшит боль, когда вас стукнут по-настоящему.
Роуз встала и подошла к нему. Он был почти уверен, что она хочет еще раз поцеловать его, но неожиданно, без всякого предупреждения, она размахнулась, словно собираясь ударить его по лицу. Брэм инстинктивно остановил ее руку прежде, чем она коснулась его лица.
— Если бы я знала, чего ожидать, — сказала она, опуская руку, — я, прежде всего, сумела бы избежать удара. Я только надеюсь, вы говорили метафорически.