Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд Смерти. Полночь
Шрифт:
– Твою ж… «Гуси»! – подтвердили догадку за спиной. – Они там, что…?!
Ничего не понимая, Чарльз на всякий случай придержал коня, рядом то же делали его парни, а вот загоняемая дичь в недоумении отнюдь не пребывала. Надо отдать должное улепетывавшему генералу, решал он быстро. Не успели вторые дриксы проскакать и полусотни шагов, как первые, даже не пытаясь объясниться, разделились. Большинство, выхватывая клинки, ринулось на выскочивших из зарослей соотечественников, но где-то с дюжину всадников развернулись и дунули назад.
– Закатные твари! –
– За мной! Галопом!
Очертив в воздухе круг, шпага Давенпорта уставилась своим острием на уходившую в сторону обоза группу. Затоптавшиеся было на месте драгуны срываются с места, топот десятков копыт вновь наполняет уши, в лицо бьет теплый дымный ветер…
– Держи!.. Держи зайца гусиного!
Он не уйдет! Его нельзя отпускать, ни за что нельзя, значит, он и не уйдет.
2
Мэллит вытерла руки обрывком вышитого полотенца и прислушалась. На границе лагеря вновь трещало, и треск этот, более сильный, чем прежде, разбегался в обе стороны. Стреляли и слева, там, где пологий склон вел на плоскую голую вершину, и справа, на забывшем о празднике поле.
– Не бойся, – роскошная привлекла гоганни к себе, – давай послушаем вместе.
Сквозь сотканный из стонов, криков и пальбы шум пробился резкий, гулкий удар, и нареченная Юлианой облегченно вздохнула и улыбнулась.
– Курт их не пустит, и думать нечего! У них ни одной пушки, а мы на холме. Все будет в порядке… Обязательно.
– Сударыня! – Нареченная Бертой пыхтела и размахивала руками. – Сударыня… Велите этому прохвосту не жаться… Не заявись эти, больше б выдули, а он заладил, нет у него… кончилось… Так я и поверила! Пять бочонков с утра было… Ну не штаны ж цирюльники зашивают, больно ж людям, запить надо!
– Идем. – Роскошная торопливо прижала Мэллит к себе и ушла; успевая везде, она помнила обо всем и лишь забывала, что нужно беречь себя и дитя. Громкий голос звучал то средь заменявших врачей цирюльников, то у подносчиков воды. Утешая, решая, порой крича, нареченная Юлианой прогоняла страх и отчаянье будто забравшихся в сад свиней, но Мэллит видела, как она косится туда, где гремят пушки ее мужа. Они стреляли не часто, но каждый выстрел придавал уверенности всем и на мгновение дарил покой сердцу роскошной.
– Полотно, – запричитала девушка, столь же худая, как и Мэллит, – ох… Полотно кончается… Ох… Мне одной много не принести!
– Идем, – сказала гоганни, – я помогу.
Простынь уже не осталось, и старухи у котлов теперь рвали одежду и белье. Они, заглушая пальбу, продолжали выть свои песни, и от этого воя и тряпичных куч, пестрых, как одежды безумцев, Мэллит стало страшно, словно она вновь стояла у мертвой ары или смотрела в глаза обезумевшей от ненависти первородной. Чтобы не закричать и не закрыть руками лицо, добавляя страха другим, гоганни спросила спутницу про песню.
– Жил один граф, – ответила худая, – он полюбил жену старика… Граф уговаривал мужа ее отдать, подарки обещал… Золото, лошадь с седлом, дом, крыжовник… А муж задаром отдал, только он ее убил сначала… Барышня, вам плохо, да?
– Так плохо бывает всем женщинам… Каждую луну…
– Ага… Вот у меня…
– Полотно! Полотно давай…
Воззвав мыслями к детям Кабиоховым и хранящему эти земли Создателю, Мэллит сосредоточилась на тех, кто ждал помощи. Их было много – совсем еще мальчик с простреленным плечом, чем-то похожий на достославного Канниоля полный старик, драгун, чье имя было Бертольд и чья кровь никак не желала останавливаться…
Руки Мэллит были заняты делом, разум – борьбой с цепким, неотвязным ужасом, и гоганни не сразу заметила, что стихла пальба. Об этом сказала роскошная, взглянув на солнце; она решила, что людей пора кормить, и лучше сделать это, пока тихо. Под котлами с недоваренным супом вновь развели огонь, и чрезмерная Берта принялась нарезать огромными ломтями серый марагский хлеб. Рядом в корзинках вяли отобранные роскошной травы, их тоже нужно было нарезать, гоганни завертела головой в поисках ножа и увидела одного из людей первородного Валентина. Не Герхарда, того, что караулил внизу.
– Сударыня, – он быстро подошел, – может, помочь нужно?
– Я ищу нож, – начала Мэллит, но воин поднял корзину с луком и шепнул:
– Лучше вам знать… Убит генерал Вейзель. Давно, еще в первую атаку.
– Но пушки… – вцепилась в тень надежды Мэллит. – Они стреляют…
– Батарея цела, сударыня… Сюда идет баронесса Вейзель.
Нареченная Юлианой озабоченно хмурила брови, она еще ничего не знала, она думала о других, и язык Мэллит прилип к гортани.
– Сейчас не до трав, все равно никто не распробует. Дриксы отдышатся и опять полезут. Нужно успеть покормить, кого можем.
– Кормить… Да, кормить…
– Девочка моя, – теплые руки сжали лицо Мэллит, – нам с тобой нельзя плакать, на нас люди смотрят.
– Ничтожная резала лук… Я резала лук, это от него… Я резала лук и бросала его в котел. – Ведь это еще может оказаться неправдой? Ведь может все оказаться не так… «Лиловый» ошибся, луна милостива, она вернула Закелли Балиоля, она не заберет у нареченной Юлианой ее Курта…
– На платок и подвинься. Я тебе помогу, а чтоб не плакать от лука, нужно окунать нож в холодную воду, я думала, ты знаешь. Бедный Курт, он сегодня остался без обеда…
– Снова… Они снова пошли…
Крики, суета, уже знакомый звук пушечного выстрела, за ним другой, гордая улыбка на лице роскошной.
«Батарея цела, сударыня»… Цела и стреляет…
3
Дриксы уходили. Гадам повезло, невероятно, несправедливо повезло – широкая и до безобразия длинная промоина, как назло, рассекла склон холма прямо на пути драгун. Хорошо хоть заметили вовремя, а то б повалились вниз, ломая лошадям ноги и шеи.