Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд Смерти. Полночь
Шрифт:
Графиня поблагодарила госпожу Арамона за в самом деле отличную прическу и вышла в приемную, где уже поджидал адъютант. Еще один, зачем-то торчавший на лестнице, нехотя посторонился, вперив в проходящих укоризненный взгляд.
– Какой странный молодой человек, – заметила Арлетта, твердо решившая не давать регентской свите повода для догадок. – Он чем-то недоволен?
– Это корнет Понси, он всегда так, – охотно пояснил слегка прихрамывающий капитан. – Видите ли, он… ищет вдохновенья.
– У меня под дверью? – удивилась графиня и тут же вспомнила про девицу Арамона. –
– Да, сударыня.
– Хорошие?
– Я не разбираюсь в поэзии.
– Вам от них хочется плакать, летать, зевать, бежать, бить поэта?
– Бежать или бить, – признался капитан. – Спать невозможно, у Понси очень громкий голос…
Дорога до регентских апартаментов была недлинной, но Арлетта узнала достаточно, чтобы избежать канонического зачина о погоде.
– Никогда бы не подумала, что внук Брыкливого Линарца вырастет поэтом. – Арлетта уселась у столика, заставленного сластями и фруктами. – Это столь же неожиданно, как и то, что у вас варят шадди.
– Я слишком часто принимаю южан.
– Мужчина всегда обойдется кэналлийским, шадди – это для дам и духовенства. Надеюсь, этот варил не Агний?
– В каком смысле?
– В самом прямом. – Женщина, стараясь не щуриться, взглянула на явно заподозрившего подвох собеседника, но подвоха не было. Пока. – Когда я в последний раз видела Сильвестра, он меня угощал чем-то, что напоминало шадди, как… младший Понси – военного.
– Зёрна привез весной ваш брат, он же объяснил прислуге, в чем она ошибалась.
Юление началось. На обсуждение шадди ушло четверть часа, столько же съели радикулит Рудольфа и подагра Бертрама, затем пошли воспоминания. Об Алисе, охотах, свадьбах, именованиях, днях святого Фабиана…
– В последний раз я на него выбирался пять лет назад, когда из Загона выпустили Маркуса. – Арлетта перехватила взгляд регента и заподозрила неизбежное.
– Рудольф, если вы хотели заговорить про Арно, не делайте этого. Малыш или жив, тогда он у дриксов, или мертв… Когда что-то станет известно, вы или сможете мне помочь, или нет.
– Наслышан, как вы ставили в тупик Анри-Гийома и Колиньяров, но вижу впервые. – Ноймаринен поднялся и потер поясницу. Сейчас примется ходить, сейчас начнется разговор, а до этого был… шадди. Средненький, не более того. – Не думал, что когда-нибудь заговорю с женой Арно о делах. Не хочу врать, не будь Лионель вашим сыном, мне было бы сейчас проще.
– Но имел бы в таком случае смысл сам разговор? – Рудольф не походит на старика Эпинэ. Тот, при всей своей чести, никогда не сомневался в пакостях и заговорах. – Если б я могла на полчаса перестать быть матерью Ли, уверяю вас, я бы так и сделала. Тогда, возможно, вы бы прислушались к моим словам. А я, возможно, сказала бы то, что сейчас вы, скорее всего, поймете превратно.
Взять чашечку с гущей, поднести к губам, поставить. Улыбаться, пока регент идет от окна к собеседнице. А ведь Ноймаринен в самом деле стар, хотя младше Бертрама почти на двенадцать лет и ходит сам. Женщина без любви и без надежды на любовь превращается в старуху. Мужчину старит бессилие и еще непонимание того, что у других сил может хватить. Рудольф добрался до кресел у камина, развернулся и так же молча зашагал назад. Он не был ни глупцом, ни упрямцем, только слишком уж страшным казалось все отчетливей проступающее будущее, и усталый, не слишком здоровый человек боялся не выдержать, не справиться… И отворачивался.
2
– Возможно, вы правы, Арлетта. Глупо делать вид, что нас связывает лишь молодость и память. Я не могу вам не верить, вернее, не могу не верить вашим глазам, но ваши рассуждения – это рассуждения перепуганной женщины. Вы ведь прежде видели кровь лишь на охоте?
– Да. – Остывшая гуща на вкус была омерзительна. – Я даже не видела, как горит Сэ, а мертвецов мне до недавнего времени показывали уже в гробах. Но ведь и вы не видели зеленых фонтанов и убитых на улицах Олларии. Они вряд ли отличаются от погибших беженцев из той же Марагоны, однако, как сказал бы Гектор, есть нюансы. Марагов убивали все-таки дриксы.
– Дриксы убивают марагов, а мараги – дриксов, столетиями, – буркнул Рудольф, – это не требует объяснений. В отличие от мятежа в Олларии. Я бы не спешил винить пресловутую зелень. Эпинэ не ваш сын, и о нем я поговорить с вами рискну.
– Ро мне дорог не меньше, чем Жермон, – предупредила Арлетта, – хотя по-настоящему я узнала его недавно.
– Вы заступались за него и прежде, и по большому счету были правы. Нынешний Эпинэ не столь вредоносен, как Манрик или Колиньяр, более того, я верю в его честность. Я не сомневаюсь как в том, что он старался, так и в том, что оказался не способен…
– Рудольф, – Арлетта отодвинула чашку, из которой уже было неприлично пить, и подожгла за собой первый мост, – вы судите об Эпинэ по фок Варзов, который несомненно старался и еще более несомненно оказался не способен.
– Я не стану обсуждать Вольфганга даже с вами. Когда вы увидите Алву, выскажете свое мнение ему.
– Алва и без меня усомнился в способности фок Варзов дать отпор Бруно. Другое дело, что Эмиль не стал предъявлять приказ, чтобы принять армию, ему хватило маршальского звания.
– Вот даже как?.. Эмилю не стоило ставить в известность вас.
– Он поставил в известность брата, я просто оказалась рядом с Ли. Вы – пятый, кто знает о приказе.
– Самое время напомнить мне, что Алва – регент Талига.
– Зачем? Назначение командующих армиями – дело Первого маршала. Король или регент могут это решение всего лишь не утвердить. Кстати, Алва, не зная про выбор Катарины, назначил Эпинэ Проэмперадором Олларии.
– И сделал глупость. Я тоже сделал глупость, не воспротивившись блокаде и позволив завернуть Дорака. Олларии требовалась твердая и при этом законная рука. Не спорю, Эпинэ и Левий показали себя с лучшей стороны, но первый – бывший приспешник Ракана, а второй – агарисец. Их возвышение оскорбляло всех честных подданных Талига, а то, что после смерти Катарины эти двое по сути стали соправителями, не могло не вызвать…