Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд Смерти. Полночь
Шрифт:
Высокий, усатый, с писклявым голосом. Судя по шпаге – дворянин, судя по всему остальному – сволочь. У женщины синий плащ, капюшон опущен… Точно, дворяне, хоть и не знать. Она что-то шепчет, мужчина не слышит, хватает за плечо. Рывок, капюшон падает. Рыженькая, белокожая, совсем еще девочка, но на руке браслет.
– А ну пойдем!
– Нет!..
– Ты разве не слышишь, дама сказала «нет»?
– Вот это – дама?! – Усатый и писклявый осадной башней разворачивается к возвращающемуся Жильберу. – Да она, к твоему сведе…
Адъютант выстрелил за мгновение до того, как это сделал бы сам Робер. Женщина торопливо отскочила от
– Стражники открыли ворота. Люди заходят.
– Пусть уберут тело.
– Монсеньор, я…
– Ты совершенно прав.
Таких только стрелять, но дворянин, на глазах Проэмперадора напавший на женщину, пусть она ему четырежды жена или любовница?! Пусть он мерзавец, мерзавцев тоже учат, как себя вести, и они ведут. Когда видят тех, кто сильнее… Этот тоже видел и все равно полез.
– Салиган, вы его не знали?
– Вы дурно обо мне думаете. Я обижен.
Однажды Эпинэ уже так хохотал. На дворцовой лестнице, когда его арестовывал Лаптон.
Глава 4
Талиг. Оллария
400 год К. С. 7-й день Летних Молний
1
Люди вели себя тихо, даже дети, и все равно Роберу было неловко, будто ему по дружбе доверили проследить за домом, а он впустил туда чужих. Чувство было глупым, но удивительно сильным. Когда давешний парень с дайтами спустился напоить своих высунувших языки питомиц, Эпинэ чудом на него не наорал, хоть и понимал, что собакам в жару нужна вода, и взять ее больше негде. Дурацкие мысли породили еще более дурацкие действия. Проэмперадор Олларии сорвал с пояса кошелек и высыпал все, что там нашлось, в Драконий источник. Это оказалось заразным – словно разом свихнувшись, беженцы ринулись к водопаду, и в разбуженную глубь золотым и серебряным дождем посыпались монеты, кольца, браслеты, серьги…
– Мародерам придется помыться, – сварливо заметил неотвязный Салиган, роясь в карманах, – но до чего же людишки привыкли откупаться!
Эпинэ промолчал. Маркиз все с той же брюзгливой миной вытащил украшенную крупной жемчужиной булавку, повертел ее в руках и швырнул в источник.
– Решили искупать лишнего мародера? – не выдержал Робер. – Или записали себя в людишки?
– Не дать взятку, когда все дают, равносильно вызову. Я не столь глуп, чтобы с кем-то бодаться без крайней на то необходимости. Судьбу мы подкормили. Что дальше?
– Дальше вы оставите меня в покое! – рявкнул Иноходец и удрал. Заполонившие прилегающие к источнику аллеи горожане торопливо расступались перед разогнавшимся Проэмперадором. Бедняги не сомневались, что тот торопится по неотложным делам, но Робер никуда не спешил и мало что соображал. Ноги сами сперва вынесли его к храму Октавии, затем затащили внутрь. Лестницу в разоренную усыпальницу вопреки приказу так и не заколотили, и Робера это безобразие искренне обрадовало. Велев увязавшемуся-таки за начальством Жильберу ждать наверху и гнать к кошачьей матери всех, а особенно Салигана, Эпинэ шагнул в пахнущий водой и лилиями сумрак.
Он вновь догонял и не мог догнать спускавшуюся вместе с ним черноволосую женщину и вновь дышал невозможной для подземелья свежестью. Мраморные змеедевы тянули тонкие руки к колодцу, только дождей не было слишком давно, и вода ушла в глубину. Робер видел темное дрожащее зеркало, но не мог до него дотянуться. Он опоздал. Это место не будет прежним, откажись от пустой надежды, обменяй ее на удачу и не слушай, как ивы плачут, не смотри, как сыплются звезды, с неизбежностью спорить поздно. Ты уже не удержишь вечер, пыль понсоньи развеет ветер, в твоих жилах не хватит крови, чтобы плесень стала листвою, ты уже ничем не помо…
– Тут, конечно, уютно, и при желании можно неплохо утопиться…
– Какого Змея?! – Если Салигана не убить, он так и станет таскаться следом, марая все, до чего дотянется. – Я же, кажется, велел…
– Ваш провинциал хоть и адъютант, а не дурак. Меня пустили сообщить вам пренеприятные известия. Левый берег заполыхал, особенно Нижний город, что неудивительно – где бедней, там и злей. Стражники с моста Упрямцев изрядно перепуганы тем, что творится за рекой. У них хватило ума перегородить мост позаимствованными с Торговой пристани возами, чтобы добрые горожане не хлынули на наш берег, но те к Данару пока не рвутся, бьют друг друга. Уже занялось несколько пожаров, так что ступайте-ка, господин Проэмперадор, наверх и выслушайте лично. Если, конечно, вы не предпочтете прыгнуть в колодец.
2
Салиган не соврал и не перепутал. Было еще не поздно, до темноты оставалось часа два с половиной, а начиналась прямо-таки новая Октавианская ночь, только по всему городу сразу. Не успел Робер отпустить парня с моста Упрямцев, как примчался гонец от Никола – в Новом городе тоже все пошло вразнос: на патрули набрасываются, большие отряды закидывают с крыш камнями, то и дело летят арбалетные стрелы. Кавалеристы уже вырубили несколько банд, пойманных погромщиков начали вешать на месте, но им на смену лезут и лезут новые. Карвалю вторили Мэйталь и Левий, чьи церковники метались по всей западной части Старого города, вешая мародеров и спасая людей, тем же занимался и Блор у Ружского дворца. Не было новостей только со стороны Нохи, посланные туда просто не вернулись.
– Монсеньор, какие будут приказания?
Какие сейчас, к кошкам закатным, могут быть приказания? Тушить, где горит, и ждать известий и темноты, хотя ночью подонки разгуляются окончательно…
– Проедемся по ближайшим улицам, заодно попробуем по трактирам еды раздобыть… Жильбер, Дювье, сколько в парке народу собралось?
– За тысячу точно перевалило. И все идут и идут…
– Что ж, поглядим и на них.
Увиденное вызывало оторопь. Мелкие группы, компании и одиночки, стекавшиеся к Парку, слились во вполне приличный поток. Теперь люди шли без вещей, без повозок и экипажей, словно выскочили из дома в чем были.
– Чисто крысы, – пробормотал Дювье, поймал взгляд Робера и поспешно добавил: – Я не в укор… Просто те так же уходили.
– Я помню. – Сперва крысы, потом – люди, но крысы не пытались стать котами и грызть себе подобных, они всего лишь покидали безопасные, полные еды подвалы. Маленькие серые капельки, ставшие живой рекой, унесшей Клемента, только крысы бежали прочь, а людей несет чуть ли не в сердце города. Почему?
Он попытался узнать, но с тем же успехом можно было расспрашивать Клемента. Беженцы рвались к Старому парку, будто перепуганные лошади к безопасной конюшне, и ничего не могли толком объяснить. Нет, к ним в дом никто не врывался, и вообще на их улице тихо, но сидеть на месте было просто невозможно. Ноги сами несли сюда…