Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть вторая
Шрифт:
– Я не давлю котов, и я должен знать, кто и что обо мне говорит.
– Нарочно вы не станете давить, а нечаянно вы уже это делали, только забыли, потому что расстроились. Ничего, господин Гутенброд тоже наступил, а он добрее и в самом деле любит маму. Кушайте орехи, я сейчас вернусь.
Вышла и даже прикрыла дверь, мало ли почему девица может выйти. И не девица тоже, только гадостей негодяйка набралась не от Савиньяка! Может, Проэмперадору и стукнуло в голову позабавиться, но обсуждать с любовницей своих офицеров он не станет. Савиньяк вообще не станет ничего обсуждать, как и Придд. Бертольда в Аконе не было, и этого чудища Понси
– Я его разбудила, – Селина втащила в комнату своего зверя. – Можете больше о нем не беспокоиться.
– Вам обо мне говорил Уилер, – бросил Давенпорт, – он шутит довольно… своеобразно.
– Уилер? – широко раскрытые глаза были бы прекрасны, догадайся их обладательница замолчать. – Зачем кого-то слушать, если вы у нас бываете?
– Так объяснитесь!
– Попробую, – пообещала кошачья нянька. – У меня до Мелхен была подруга Айрис, она погибла в Надоре.
– Я знаю.
– Ее брат повел себя гадко, и Айри его побила. Понимаете, этот Ричард, его звали Ричард, думал, что ему все всегда рады – и Монсеньор… не граф Савиньяк, а герцог Алва, и сестра, и ее величество, и солдаты, и горожане. Ричард ужасно удивлялся, когда его не любили, а любить его было не за что, ну а вы – наоборот. Вас есть за что любить, а вам кажется, что вас не уважают и хотят обидеть. Это тоже плохо, может быть, даже хуже. Ричарду редко говорили, что он надоел и не нужен, он всегда был собой доволен, а вы никем не довольны, потому что вам не говорят все время, как вы нужны. И не догадываются, что из-за этого вы можете надуться, а вы надуваетесь и становитесь несчастным, хотя вы красивый, богатый и знаменитый.
– Что за чушь!
– Вот видите, вы уже надулись и теперь будете это помнить и жевать. Вы ведь видели коров?
– Сударыня!
– Они все время жуют, и вы тоже жуете. Обиды. Сперва ищете и находите, а потом начинаете их помнить.
– «Над памятью своею мы не властны». – Дурацкий разговор, нечего было его заводить! – Мне не верите, поверьте хотя бы великому Веннену, если про такого слышали.
– Веннена очень любила ее величество, – голос Селины слегка дрогнул. – Ее… Она умерла, когда читала Веннена, но он ошибся. Вы же служили у Монсеньора! Вот он помнит только то, что нужно, и ничего не жует, поэтому с ним всегда так легко, а ведь граф Савиньяк почти регент. Монсеньору можно сказать все, и он поймет, а с вами лучше вообще не говорить, потому что вы не поймете ничего, решите, что вас обижают, приметесь думать о плохом, и оно сбудется. Из-за вас, но вы скажете, что виновата судьба или еще кто-нибудь. Сегодня на Уилера подумали, а он никогда вас не вспоминает, ему неинтересно. Вот про Монсеньора он говорит. Что столько ни одна лошадь не вытащит. Я пойду, а вы берите орехи, они очень удачные…
2
Госпожа Арамона была встревожена и этого не скрывала. Семейные традиции требовали этого не замечать и безмятежно ждать откровений, но тянуть из своей единственной дамы жилы графиня Савиньяк не собиралась.
– Садитесь, – распорядилась она, – и рассказывайте.
Вдова выходца с готовностью уселась и с готовностью же согласилась на шадди; она, как и сама Арлетта, не терпела сладкого, уже одно это отлично сближало.
– Приезжает герцогиня Ноймаринен, – не стала юлить капитанша. – Мне очень не хочется с ней встречаться, но, боюсь, без этого не обойтись.
Двор есть двор: чтобы сохранить тайну, нужно очень много старания и еще больше везения, хотя Рудольфу скрывать приезд Георгии без надобности, да он и не думал скрывать. Когда накануне вечером к Рудольфу вошел курьер из Ноймара, Арлетта как раз ругалась, то есть, простите, ужинала с герцогом и видела, как тот удивлен. Был ли он обрадован, женщина не поняла: чета Ноймаринен по праву считалась дружной, но жила ли там любовь? Вот чего не имелось точно, так это любовников; ни у мужа, ни у жены.
– Герцогиня Ноймаринен прибудет только через неделю, – графиня внимательно посмотрела на Луизу, – и она вряд ли захочет вас видеть прежде, чем меня, а меня раньше, чем мужа.
– Неделя ничего не изменит. Герцогиня пригласила меня и Селину ко двору по просьбе сына, а тот хотел нам помочь в память ее величества. Это потом мы оказались в Бергмарк и…
– Лионель мне объяснил, – и как изящно объяснил! – почему вы решили уклониться от приглашения. Вы совершенно правы, но ваше появление в Ноймаре было бы нежелательным, даже не страдай маркграфиня, скажем так, бессонницей.
Вы с дочерью находились в Олларии в очень непростое время и успели много увидеть. Слишком много… Ваши воспоминания в неминуемой грызне над оставшимися без хозяев мисками становятся опасным оружием. Лучше их придержать.
– Мне заболеть? – деловито уточнила госпожа Арамона. – Если да, то чем?
– Добротой и состраданием. Я, именно я, прошу вас помочь баронессе Вейзель, так как полагаю хозяйку Альт-Вельдера неопытной в определенных вещах и не слишком чуткой. Согласитесь, выйти замуж через месяц с небольшим после смерти графа Гирке несколько странно.
– Графиня могла влюбиться, особенно если первый брак был по сговору.
– Она, несомненно, влюбилась, – подтвердила Арлетта, – причем в прекрасного человека, но почему бы мне не осудить чужую скоропалительность? Мой сын говорил, вы собираетесь очень быстро?
– Я уже собралась, – обрадовала умная мать умненькой дочери. – Сударыня… Наверное, это ерунда… Я надеюсь, что ерунда, и служанка пустила письмо Сэль на растопку, но оно пропало.
– Когда? – не поддержала надежду Арлетта, – и что в нем было? Вы успели прочесть?
– Я не успела сжечь, хотя Сэль и просила. Ей был нужен совет в очень… в очень щекотливом деле. Мне хотелось собраться с мыслями и перед тем как отвечать, перечесть письмо, а потом… я зачем-то решила дождаться ответа.
– Когда обнаружилась пропажа? – похоже, пора заводить гайифские шкатулки или… оставлять в доступных местах недописанные письма. – И почему вы о ней ничего не сказали?
– Заметила я утром. Мне пришлось отвечать графу Креденьи, и я полезла за бумагой. Там еще лежат драгоценности, подарок ее величества, они целы.
– Вы боитесь, что письмо попало к женщинам дома Ноймаринен?
– Кому оно могло понадобиться?
– Вы хотели сказать, «кому еще?», – усмехнулась графиня. – Думается, мне лучше узнать о «необычном» деле, тем более что я сбежать в Альт-Вельдер по ряду причин не могу.
А если бы и могла – все равно бы пришлось остаться, потому что беды вырастают из сущей чепухи. Из интрижки с ментором, из попытки затащить приглянувшегося юнца в постель, из обиды на не пожелавшего влюбляться любовника, и это не говоря про жадность, ревность, зависть…