Сердце Зверя
Шрифт:
Я сухо кивала, сдерживая слезы, и шла заниматься. Надо было как-то отвлекаться от назойливых, как мухи, мыслей. И еще хотелось стать полезной для стаи. Как некогда были полезны мои предки, их союзники.
Только сейчас, когда побывала в руках так называемых церковников, когда узнала о предательстве Андре, я начала осознавать, что сделали для меня волки. И очень хотела быть им полезной. Отблагодарить за все.
«Не рискуй моей стаей, Эя», — попросил перед уходом Зверь, и я понимала, чего ему это стоило. Как, должно быть, он там, где бы ни находился,
Вспоминая о нашей связи, которая задолго до нашей встречи проявлялась во снах, каждый вечер я мечтала увидеть его ночью. Неважно, в ипостаси волка или в полуформе. Сейчас его заверение, что он идет ко мне, прозвучало бы для меня слаще райской музыки.
Но после того раза, как увидела во сне Андре, сны сниться перестали. Видимо, я выматывала себя до такой степени, что на сны просто не оставалось сил. Стоило голове встретиться с подушкой, как я проваливалась в черную, бездонную пропасть, в которой не существовало ни верха, ни низа, ни права, ни лева. И меня там тоже не было. Собственно, как и снов.
Однажды я наткнулась в гримуаре отца на целую главу, посвященную медитациям. Перечитала ее дважды, чтобы усвоить и запомнить наверняка. Отец писал о важности медитаций для сонастройки со своим даром, для его контроля и даже усиления. Кроме того, в гримуаре значилось, что медитации помогают копить силы и очень рекомендованы более зрелыми и опытными магами, особенно новичкам.
Вспомнилось, что в детстве, помимо других игр, мы с отцом играли «в камни». В деревья, в цветы, в растения, в озера. То есть игра заключалась в том, чтобы быть всем этим. Замереть, застыть в какой-нибудь удобной позе и представлять себя тем, кто ты по заданию. Когда, по мнению отца, мы освоили правила игры, они усложнились. Один из нас замирал и, закрыв глаза, представлял себя камнем, деревом, цветком… А другие должны были угадать, кем именно он себя представлял.
Конечно, интереснее было изображать животных, птиц, знакомых или героев сказок, но играть «в камни» мне тоже нравилась. А отцу очень нравилось то, что сестры и дети прислуги всегда угадывали, кого или что обозначаю я. Задания для меня усложнялись: нужно было представить себя каким-то определенным камнем, булыжником, например, или изумрудом, а остальные должны были угадать, что я имела в виду. Особенно радовало отца то, что мне с легкостью удавалось и это.
А потом об этих играх узнала мама и они почему-то прекратились.
Теперь я понимала, что отец с детства пытался привить мне любовь к медитации. А мама, несомненно, знала, что он был магом, была осведомлена, видимо, и о способах усилить магический дар. Иной версии, кроме как от отца, мне в голову не приходило. Видимо, мама волновалась, что кто-то узнает или увидит наши странные игры, которые заключались в том, что все участники превращались в статуи. Увидит и донесет церковникам. Которым несложно будет сложить два и два.
Но было поздно. Вкус к медитациям папе удалось мне привить.
Сейчас, изучив практическое пособие вдоль и поперек, я возобновила игру «в камни».
А потом поняла, что заниматься медитацией для знакомства со своим даром и даже для его усиления в библиотеке было не слишком хорошей идеей.
А может, было не слишком хорошей идеей, погружаясь в медитацию, представлять себя озером.
Я очнулась дрожащая, мокрая насквозь, сидя в луже на все том же спаленном мной ковре. Заменить его не успели, и, как оказалось, к лучшему.
Я торопливо поднялась, морщась от боли в затекших ногах, и старательно выжала подол платья. Закончив с этим и чуть увеличив лужу на полу, направилась в свои покои — менять одежду.
— Что тут скажешь, — пробормотала я под нос, когда столкнулась на пороге с Эльзой. Волчица смотрела куда-то за мое плечо. Брови ее были недоуменно подняты. — Хорошо хоть, книги не пострадали…
Не успела Эльза ответить, как я наставительно подняла палец и добавила:
— Хотя было бы худшей идеей представлять себя костром. Это уж точно!
И прошлепала мимо. Мокрая юбка неприятно хлюпала по босым ногам.
— Вся в отца, — буркнула проходящая мимо Адела, которой хватило беглого взгляда, чтобы оценить ситуацию.
И я от этих слов такой счастливой себя почувствовала!
Переодевшись, я еще раз пообещала себе устраивать такие эксперименты только в саду.
— Еще не хватало замок сжечь, — буркнула я под нос. — Или, того хуже, книги…
Продолжить решила на свежем воздухе.
Уютно расположившись на газоне поближе к замку, где меня хорошо было видно Скифу, который, вооруженный садовыми ножницами, хозяйничал на клумбах, и Аделе, как раз выглянувшей из окна второго этажа, и я помахала ей рукой и наконец решила продолжить, с чего начала.
Представлять себя озером больше не хотелось (хоть это, несомненно, вылилось бы во что-то крайне полезное газону), и поэтому я просто сконцентрировалась на своих ощущениях от земли.
Ласково провела рукой по травке. Сегодня, наверное в виде исключения, небо было почти чистым, и солнце, которое время от времени выглядывало из-за туч, за день успело прогреть землю.
Поэтому земля под пальцами была теплая, словно живая, травка приятно прохладная, а солнечные лучи, которые скользили по лицу, показались какими-то особенно ласковыми.
Как когда-то в детстве, я представила, каково это быть землей? Просто быть… Просто присутствовать, просто находиться… везде. На твоей поверхности растут прекрасные деревья и цветы, высятся горы, снуют звери и неприкаянные людишки, которым нет покоя ни днем ни ночью. Над тобой летают птицы. Стаями, косяками, вереницами… Очень красиво наблюдать за ними снизу. Все они — твои дети, одинаково любимые, одинаково достойные твоей заботы. А еще над тобой грохочут грозы, льются дожди, метут метели, светит солнце. По телу растекаются моря и океаны, приятно щекочут кожу полоски бурных рек. И что бы ни происходило, ты остаешься собой, единой, любящей матерью, щедрой, заботливой…