Сердцебиение
Шрифт:
Веду пальцами по ее соскам через бюстгальтер, а она прогибается, запрокидывает голову, предлагая мне себя, полностью сдаваясь в мой плен. Вожу пальцами по груди, находя застежку между грудей. Одно движение, и я распахиваю бюстгальтер, высвобождаю наружу красивую грудь с небольшими розовыми сосками. Опираюсь рукой на стену, теряя равновесие от нереальной красоты. Смотрю на нее, а у самого сводит скулы от желания втянуть в рот маленькие острые соски. Она, наверное, сама не понимает, что со мной делает. Девочка облизывает свои губы, и я вновь набрасываюсь на ее рот. И она отвечает, сбивчиво, но отвечает.
Накрываю ладонями грудь, немного сжимаю соски, перекатывая их между
— Расслабься, впусти меня, — хрипло прошу я, отрываясь от ее груди. — Открой глаза, смотри на меня, — и она подчиняется, впивается в меня слегка пьяным взглядом и кусает губки.
— Раздвинь ножки! — почти приказываю, а другой рукой щипаю за сосок, оттягивая его. И малышка позволяет мне пробраться к горячим, влажным складочкам, раскрыть их и нащупать клитор.
— Вот так, Златовласка, смотри мне в глаза, — говорю я, начиная обводить твердую вершинку. Она такая нежная, маленькая, красивая, отдается мне, подчиняется. Я смотрю ей в глаза, ласкаю клитор, а сам рисую в голове картины, как беру ее, на полной скорости вхожу в податливое тело, а она вот так же стонет и смотрит мне в глаза. Отпускаю клитор, вожу по складочкам, распределяя влагу, и подбираюсь к самому входу, скольжу пальцем, немного входя, и малышка рывком сжимает ноги, цепляясь пальчиками за мое запястье.
— Твою же мать! Златовласка! — почти кричу от понимания, что она действительно невинна. Читаю в широко распахнутых глазах, что ее еще никто не трогал. Со всей дури бью в стену возле ее головы, понимая, что это чистота не для меня. Не мне она должна подарить свою невинность! Кому угодно, только не мне.
— Ты девственница? — спрашиваю я, хотя давно знаю ответ. А она молчит и отворачивается от меня, продолжая дрожать. К чертям все! Я не стану ее первым мужиком. Но хочу подарить ей наслаждение, и освободить от этой жажды. Вновь накрываю мокрую плоть, хватаю за подбородок, и впиваюсь в губы, не давая опомниться. Растираю клитор круговыми движениями, и глотаю ее стоны. А самого рвет от желания. Хочу ее до одури, в разных позах.
Хочу нежно и грубо, чтобы не стонала, а кричала мое имя. Возможно в другой жизни, я бы так и сделал: заласкал, зацеловал, делая ее только моей. Но не могу… Пусть эта чистота достанется кому-нибудь другому. И зверею от мысли, что кто-то другой вот так будет смотреть в ее небесно-голубые глаза с поволокой и входить в ее отзывчивое тело. Нежно, аккуратно ласкаю ее клитор, и грубо сминаю губы, кусаю их от злости, что у девочки все будет… только не со мной. Она достойна лучшего. Она — рай, а я — ад. И мы так далеки друг от друга. Наши жизни никогда не переплетутся, образуя одно целое.
Чувствую, как она плывет у меня в руках, оседает, цепляясь за мои плечи, сильно их сжимает. Ее клитор пульсирует под моими пальцами.
— Скажи мое имя! — требую я, потому что эгоистично хочу, чтобы кончила с моим именем на устах.
— Яр, — стонет она и всхлипывает, когда я отпускаю ее клитор, оставляя на грани оргазма.
— Ярослав, — говорю полное имя, и довожу дело до конца, интенсивно скользя пальцами по клитору, одновременно сжимая нежный сосочек. — Повтори!
Кричи мое имя! — с рычанием требую я, смотря, как она закатывает глаза, запрокидывает голову и бьется об стенку.
— Ярослаааав! — протяжно стонет девушка и кончает. Это намного прекраснее, чем я представлял. Чувствительная малышка рассыпалась от наслаждения и зашлась в экстазе с моим именем на устах. И я не выдержал, скользнул пальцем в ее тесное тугое лоно. Совсем немного, у самого входа, и сам застонал ей в губы от того, что почувствовал спазмы ее оргазма.
Прикоснулся лбом к ее лбу, чувствуя, как она сжимает меня и вся дрожит. Понимаю, что, не смотря на адскую пульсацию в штанах, мне сейчас нереально хорошо от ее наслаждения. Пусть я никогда не узнаю, каково это — быть внутри нее и ловить ее настоящие оргазмы, я оставлю этот момент себе, для того, чтобы знать, что в моей жизни было что-то светлое и чистое. Я никогда не попаду в рай. Но теперь я знаю, как он выглядит. Она — мой персональный рай, с запахом луговых цветов и медовым вкусом на губах.
Подхватываю девочку под бедра, вынуждая обнять себя за шею, и несу в спальню. Опускаю ее на кровать, зацеловываю ее закрытые глазки, еще дрожащие губки, нежную шею, ключицы. Поднимаюсь, несколько секунд осматриваю ее прекрасное тело, и бегу прочь из комнаты, чтобы хоть немного прийти в себя. Прямиком в ванную, под холодный душ, глубоко дышать и тушить адский пожар, который бушует внутри меня. Не думая ни о чем, потому что если начну анализировать — свихнусь к чертям.
Полчаса я просто стоял под ледяной водой, не чувствуя холода. Тело немеет, а я не могу остыть. И внутри разливается такая боль, что вдохнуть нормально не могу. В моей ненормальной голове мелькает только одна мысль. Я должен был убить ее на том чертовом мосту, и никогда не испытывать того, что чувствую сейчас. Внутри меня были пустота и холодный расчет, а сейчас зарождаются боль и ярость на самого себя, что не могу просто жить и наслаждаться теплом этой маленькой девочки.
Вышел из ванной, натянул на себя толстовку, и буквально убежал из собственной квартиры, даже не заперев дверь. Пусть бежит от меня со всех ног. И будь что будет… Не я решаю, как и кому жить, для этого есть могущественные ублюдки, которые возомнили себя вершителями судеб.
Купил в ближайшем магазине бутылку водки, свернул крышку, и начал глотать ее словно воду, пока шел к Насте. Туда, где мое место. В разврат и грязь, к которой привык. Как только Настя открыла мне двери и начала возмущаться, что я пришел без предупреждения, я закрыл ей рот, и отодрал прямо в коридоре, зажимая ее рот рукой, чтобы не слышать ее опостылевших стонов. А потом я сделал это еще раз, в гостиной на ковре. Поставил ее на четвереньки, и вбивался в ее тело, грубо, грязно, дергая за волосы как собачку за поводок, запрещая скулить. Трахал ее, смотря в одну точку на стене и одновременно глотал водку, пытаясь выгнать из своей головы чертовы голубые глаза, белокурые волосы и всю эту чистоту, пачкая себя привычной грязью. А потом так же молча ушел, слушая ругательства и обвинения Насти, на которые мне было абсолютно плевать.