Сердцебиение
Шрифт:
— Да, — сдавленно произношу я, и сама не понимаю, что со мной творится. В какой-то момент страх перерастает в непонятное для меня состояние. Он продолжает удерживать мой подбородок, смотреть в глаза и обжигать горячим дыханием. Сердце во сто крат ускоряет ритм, начиная отбивать грудную клетку, заглушая все звуки. Дыхание учащается, и по телу проходит волна мурашек. Никогда не испытывала ничего подобного. Это не страх. Это нечто другое, непонятное и неизведанное. Глубоко вдыхаю, полной грудью чувствуя тот же запах бергамота и грейпфрута. Зажмуриваю глаза, сходя с ума от его близости.
Что это сейчас было? Господи! О чем я думаю?! Меня, наверное, уже ищут. Катя точно позвонила маме… Мамочка. Что с ней будет?!
Отшвыриваю плед, резко поднимаюсь с дивана и тут же падаю назад от боли в ноге. Опухоль стала меньше, но на щиколотке огромный синяк. Вновь пытаюсь встать, но уже аккуратнее, делаю пару шагов, стараясь не опираться на больную ногу. Медленно прохожу в коридор, захожу в ванную, запираю дверь. Не успеваю оглянуться, как дверь резко дергается.
— Открой! Я, кажется, вчера сказал тебе не запираться! — раздраженно говорит Монах.
— А можно мне в туалет сходить?! — кричу ему в ответ.
— Замок открой. Я не зайду. Это главное правило для тебя. Никаких закрытых дверей, — вдыхаю, открываю замок. Как только раздается характерный щелчок, мой убийца отходит от двери. Смотрю на себя в зеркало и прихожу в ужас: волосы растрепаны, лицо опухшее и очень усталое, будто я и не спала вовсе. Умываюсь холодной водой. И только сейчас замечаю, что на моей помятой белой блузке расстегнулись верхние пуговицы, и немного оголилась грудь. Черт. Быстро застегиваю пуговки, поправляю одежду, с сожалением смотря на душ и зубную пасту. Боже, как же я хочу домой! На глаза вновь наворачиваются слезы, и хочется кричать от безысходности и неизвестности. Бью ладонями об раковину, вымещая все свои эмоции. А что дальше?! Что?!
Что он будет со мной делать?! Запрокидываю голову, часто моргаю, пытаясь остановить непрошенные слезы. Но из горла вырывается вопль, который я не в силах остановить. Сажусь на край ванны, зажимая рот рукой, заглушаю всхлипы, не желая выходить из маленькой тесной комнаты. Вздрагиваю, когда дверь резко открывается и мужчина входит в комнату. Опускаю голову, руками закрывая заплаканное лицо. В абсолютной тишине слышатся только мои всхлипы. Так проходит минута, а потом он хватает меня за плечи, поднимает на ноги, берет за руку и тянет за собой в коридор.
— Ай! — вскрикиваю, наступив на больную ногу. Монах останавливается, смотрит на мою лодыжку, и уже медленно ведет меня на небольшую кухню.
— Садись, — указывает на небольшой угловой диванчик. И я сажусь, не понимая, что будет дальше. Он открывает навесной шкафчик над раковиной, достает белую коробочку, ставит ее на стол, достает оттуда какую-то мазь, протягивает мне.
— Намажь ногу. Это поможет снять боль и опухоль, — в приказном тоне говорит он. А мне вдруг становится смешно. Я понимаю, что это нервное, но ничего не могу с собой поделать. Мой убийца заботится обо мне.
— Спасибо, — забираю из его рук мазь, закидываю ногу на диван, начинаю наносить мазь, немного втирая. Мужчина отворачивается,
Закидываю в свой стакан пару кусочков сахара, наливаю немного сливок, мешаю кофе, постоянно смотря в стол, поскольку Монах не сводит с меня глаз.
Я чувствую его глубокий взгляд, и мне от него не по себе. Так и хочется спросить у него «Что дальше?!», но я боюсь вновь его разозлить. Может, стоит притвориться хорошей девочкой и делать все, что он говорит? Не злить Монаха, усыплять его бдительность и искать варианты побега. Другого выхода у меня нет.
— Ешь, — вновь приказывает он.
— Я не хочу.
— Я не спрашиваю, чего ты хочешь. Просто ешь, — недовольно произносит он, выпуская облако дыма в мою сторону.
— Я не смогу проглотить и кусочка, можно я просто выпью кофе? — спрашиваю я, наблюдая, как он курит и пьет кофе.
— Слушай, Злата, — он слезает с подоконника, садится напротив меня. — Ты должна поесть, хотя бы маленький бутерброд, — он берет батон, кладет на него сыр, ветчину, протягивает мне.
— Зачем тебе это нужно?! Зачем ты притворно заботишься обо мне, Монах, когда хочешь убить?! — вдруг осмелев, спрашиваю я. А мужчина начинает смеяться. Зло так смеяться, запрокинув голову.
— Ты все-таки слышала мой вчерашний разговор, — резко обрывая смех, говорит он. — И лучше бы ты держала язык за зубами. Знание того, что меня называют Монахом, ни на грамм не добавляет тебе жизни. Забудь это имя. Если тебе нужно как-то называть меня — тогда просто Яр.
— Яр? Это сокращено от…
— Просто Яр! — с какой-то злостью отвечает он, встает из-за стола и покидает кухню. Черт. Он прав! Почему я не могла держать свой язык за зубами?! В течение получаса я просто сижу на кухне, мешая давно остывший кофе, смотря в одну точку. Гоню от себя все мысли, ну ничего не могу с собой поделать и постоянно думаю о маме. Мне так страшно за нее. Ей совсем нельзя волноваться, а я подвела ее. Какого черта меня потянуло на эту проклятую крышу?
Захотела погрустить, любуясь вечерним городом? Погрустила?! Полюбовалась?! Дура! Встаю с диванчика и начинаю убирать со стола, мыть чашки, только лишь потому, что не хочу выходить из этой комнаты. Когда все убрано, я подхожу к окну и смотрю на детей, играющих во дворе. На бабушку, кормящую кошку, на мужчину, который заглядывает под капот машины, и испытываю огромное желание позвать их на помощь. Только неизвестно, успеют ли они мне помочь, прежде чем он меня убьет.
— Ели хочешь, можешь принять душ и постирать одежду, — слышу позади себя голос Яра, но боюсь обернуться.