Сердцелов
Шрифт:
– Кого принесло? – спросил он сурово.
Из-за двери донесся едва различимый от звукоизоляции голос:
– Это я, Лориан! Нужна твоя помощь! Мне не справиться одному!
Сид выдохнул и многозначительно посмотрел на гнома, разведя руками, мол, разговор про женитьбу очень интересный, но дела зовут.
– Похоже, Гарах соскучился по моему обществу. Или кулаку, – сказал он и, отлепившись от подоконника, направился к двери.
Глава 2
Оказавшись в коридоре, темном и отделанном
Дрожа он проговорил:
– Колин… Там…
Сид откинул сырые волосы со лба и посмотрел на мальчишку сверху вниз.
– Лориан, не мямли. Ну? Что?
Тот нервно сглотнул и, когда они двинулись по коридору, начал сбивчиво объяснять:
– В начале… Ты не подумай, когда ты поднялся с девушкой все хорошо было. Музыканты играли, народ в баре заказывал. Все хорошо было, честное слово.
– Ты мне не о том, как все хорошо было, рассказывай, – поторопил его Колин. – Ты же не поэтому вытащил меня, можно сказать, из постели.
Лориан часто закивал, глаза стали еще круглее, в запале он споткнулся о изгиб на ковре и чуть не загремел на пол. Но сид ухватил, как тряпичную куклу, за локоть и поставил.
– Ну?
Лориан нервно повел плечами и продолжил:
– Так вот. Ночь прошла мирно. На удивление, мирно. Народа немного было. Оно и понятно, середина трудовой недели. Да ты и сам знаешь, когда обычно наплыв…
Сид сурово посмотрел на парнишку и произнес:
– Лориан.
Парнишка спохватился и проговорил торопливо:
– Сейчас-сейчас, я просто хотел, ну, предысторию. В общем, все хорошо было. Гарах, в углу дремал. Но под утро пришла компания, кажется, из нижнего города. Одеты, как разбойники. Но у нас же не смотрят на класс, всем выпить нальют. Ну и значит, девка одного громилы возжелала танцевать на барной стойке.
– Чего? – чувствуя, как моментально начинает закипать, выдохнул сид.
В его баре, который он открыл на свои, честно заработанные деньги путем соблазнения и дозволения женщинам прикоснуться к его прекрасному телу, каждый за определенную плату мог получить стаканчик виски, бокал кертерберийского или чарку кипучего, если ты тролль. А если ты женщина и хватает таафей, можно добыть и кое-что поинтересней. То, что любая запомнит на всю жизнь и будет вспоминать каждый день. В замен требуется лишь соблюдать нехитрые правила поведения в баре.
Обычно их выполняли. Завсегдатаи «Люксота», как Колин назвал бар, уважали его и соглашались с порядками, которые выполнять вообще-то нетрудно – не дебоширить, не плясать на столах и стойках, которые сделаны из дуба редкого вида, не принуждать никого и ни к чему.
Но иногда появлялись пришлые, и они не всегда мирились с этим. Особенно, если они из нижнего Брасса – городского района, где собралось всё отребье. И даже если это отребье имеет мешки с сотнями таафей на тысячи карато, отребьем оно меньше не становится.
Лориан продолжал, обходя адулярит, который немного выступает из стены:
– Одна из твоих огриц запретила. На что девка подняла
Колин ощущал, как гнев в груди закипает все сильнее, а когда представил, что они разломали мебель, заказанную у эльфов в самом Терсиэле, кулаки сжались до белых костяшек. Послышался скрип, белки и без того черных глаз затянулись темной поволокой, а откуда-то подул холодный ветерок, легкий, но проникающий под самую кожу.
Парнишка поежился, глядя на преображение сида, но все же договорил.
– От грохота проснулся Гарах. Он вломился в толпу, но эти, из нижнего Брасса, навалились всей толпой. Вот я и побежал к тебе.
Колин Маккенна зыркнул на него, ошпарив взглядом, парнишка съежился и втянул голову в плечи.
– Ты мог еще дольше рассказывать? – рявкнул сид.
– Я… – проблеял Лориан, но не успел закончить.
Колин уже бежал по коридору.
Выскочив на лестницу, он с досадой обнаружил, что внизу кипит драка. Девушка, которая недавно покинула его комнату, жмется к огрице за барной стойкой. В середине зала, как дикий медведь, яростно сражается Гарах, на него набрасываются громилы в кожаных куртках, с клепками и блестящими пуговицами. Женщины улюлюкают, подбадривают, некоторые сами пытаются ввязаться в битву, запрыгивая на спины мужчинам. Две особо отчаянных и явно принадлежащих нижнему городу, сорвали с себя жилетки и размахивают ими, стоя на столах. Внушительные груди с крупными сосками колыхаются, девицы хохочут и подбадривают. А их каблуки со скрежетом оставляют заметные полосы на лакированной поверхности.
От этого звука нервы задрожали, словно процарапали вилкой тарелку, ноздри раздулись. Сид шагнул на ступеньку вниз и произнес низким, отчетливым голосом:
– Какого черта здесь происходит?
Его слова прокатились по всему помещению, отозвавшись даже в кладовках и подвалах, хрустальная люстра задрожала, а народ застыл, кто в какой позе, все оглянулись на хозяина заведения.
Под молчаливыми и явно присмиревшими взглядами Колин стал медленно спускаться. Деревянные ступеньки отдают глухими шагами, а сид сурово и внимательно скользит взглядом по присутствующим. И когда он останавливается на ком-то, этот кто-то нехотя отворачивается.
– Я повторяю, – вновь произнес Колин, – какого черта…
– Не кипиши, Маккенна, – донеслось откуда-то из середины, некрасиво прерывая его. – Ну покутили немного. Чего такого?
Колин приподнял голову, пытаясь разглядеть в толпе хозяина дерзких слов.
– Покажись, – сказал он.
Толпа зашевелилась, послышались недовольное бормотание и охи, но через пару мгновений народ расступился, и перед Колином предстал парень в куртке из коричневой кожи на голое тело, потертых штанах и сумкой через плечо. На щеках трехдневная щетина, подбородок массивный, а волосы острижены так коротко, что кажется, это все еще щетина. Только на голове.