Сердцу не прикажешь
Шрифт:
Странно, но Марсия как женщина совсем не привлекала его.
Она и ее отец интересовали его лишь постольку, поскольку способны были отвлечь хоть на время от тяжелых мыслей, а он в этом очень нуждался. Но как мужчина он оставался равнодушным.
Марсия была, бесспорно, очень красива, так красива, что он невольно любовался ею. Но равнодушие ко всему вокруг словно заключило ее в ледяную оболочку.
Она держалась надменно и отстраненно. Он не мог приблизиться к ней с тем, чтобы узнать, состоит
В их отношениях есть что-то абсурдное, внезапно подумал Малколм — ведь и он тоже тщательно старался ничем себя здесь не выдать.
Ни полковник, ни его дочь так и не узнали, женат ли он или холост, а возможно, даже вдовец. Без гроша ли он в кармане или миллионер.
Если Марсия очень мало знала о нем, то и он почти ничего не знал о ней, кроме того, что она очень красива.
Малколм провел в ее обществе почти три дня, а знал о ней не больше, чем о любой девушке, сидящей напротив него в вагоне метро.
В голову внезапно пришла дикая идея рассказать ей о себе, чтобы попробовать хоть как-то изменить выражение ее голубых глаз.
Он подозревал, что она тоже контролирует себя и свои настроения, держась настороженно, недоверчиво и почти враждебно.
«Мы не отдаем себе отчет в том, как сильна в нас недоверчивость», — печально подумал Малколм.
Интересно, знает ли Марсия, как недоверчиво относится он к тому вниманию, какое оказывает ему ее отец. Это возникло с первых минут их знакомства, хотя оба делали вид, что ничего такого не замечают.
Поддавшись неожиданному порыву, удивившему его самого, Малколм вдруг сказал:
— Я надеюсь, что не кажусь вам скучным собеседником, хотя боюсь, что это именно так. Вот уже много лет, как я забыл, что такое радость, да и не стремился познать ее. Моя жена была долго и тяжело больна. Она умерла совсем недавно.
Он ждал, что ответит Марсия, искал на ее лице положенного в таких случаях сочувствия, но она неожиданно спросила:
— Вы несчастливы?
Удивленный, он не стал лукавить.
— Нет, — ответил он, но поскольку она молчала, сам задал вопрос: — Почему вы спросили об этом?
— Потому, что вы не похожи на несчастного человека, — ответила девушка. — Только...
Она умолкла, подыскивая слова.
— Только что? — не выдержал Малколм.
Его не на шутку заинтересовало, что она думает о нем, как, пожалуй, всякого, кто пожелал бы узнать чужое о себе мнение, но, помимо этого, любопытно было выяснить, насколько проницательна в своих суждениях эта странная девушка.
— Мне трудно сказать, — задумчиво произнесла Марсия. — Трудно определить, каким вы мне кажетесь...
Она нахмурила брови, пытаясь сосредоточиться, и посмотрела на него оценивающим взглядом. Его вопрос ничуть не смутил ее.
— Попытайтесь, — подбодрил
— Вы мрачны, — наконец сказала она. — Мрачны и многое испытали, если вы правильно поймете меня. Вам словно нанесли сильный удар, который оставил свой след. В вас чувствуется даже какой-то вызов, будто вы хотите доказать, что все это не совсем так.
Малколм с удивлением повернулся к ней. Итак, она все же наблюдательна. За непроницаемой надменной маской прячется способность размышлять! Ему вдруг стало боязно признаться себе в том, что нарисованный ею портрет, в сущности, верен.
— Не очень приятная характеристика, — только и смог сказать он, и самому стало стыдно за банальность своего ответа.
Марсия потянулась за одним из неаппетитных на вид пирожных, которые подали к чаю.
— Я полагаю, вы хотели услышать правду, — спокойно ответила она.
Переодеваясь к ужину, Малколм продолжал размышлять над ее словами.
«Вот как! Значит, я мрачен и потрепан жизнью». Что ж, это напрямик относится к нему.
И все же «мрачный» — слишком суровая оценка, он не хотел смириться с нею.
Быть грустным — это вполне нормальное состояние для человека. Но все в нем решительно восстало против определения «мрачный».
Марсия нашла отца в грязноватой гостиной пансионата с ворохом бумаг на коленях. Вид у него был расстроенный.
Она сразу догадалась, что отец просматривал счета за месяц. Зная, каким раздраженным он бывает в такие моменты, она хотела пройти мимо, но ей это не удалось.
— Итак? — резко остановил ее отец.
Марсия прекрасно знала, что он хотел этим сказать, но прикинулась непонятливой.
— Что? — невинно спросила она.
— Как идут дела? Есть какой-нибудь сдвиг? — спросил он.
— Право, папа! — воскликнула Марсия. — Неужели ты серьезно веришь в успех твоих махинаций? Я уже сказала тебе вчера, что не буду принимать в них участия, и слово свое сдержу.
— Посмотри на это, детка! — патетически произнес полковник, размахивая счетами. — Только посмотри, а потом уже говори, что мои махинации, как ты изволила это назвать, нелепы и неосуществимы.
— Но, папа, это повторяется каждый месяц! — в сердцах воскликнула Марсия. — И мамин чек пришел сегодня утром, как всегда, аккуратно.
— Это капля в море! — сердился полковник. — Мы по уши в долгах, и ты это знаешь не хуже меня. Жить так дальше невозможно.
— Что ж, — устало промолвила Марсия, явно привыкшая к такого рода сценам. — В таком случае мы должны вернуться в Лондон, где я найду работу. Мы поселимся в дешевых комнатах, где нас не будут так обсчитывать, как здесь, и тогда не придется терпеть ежемесячных унижений с оплатой счетов.