Сердцу не прикажешь
Шрифт:
Если он заходил к Флоренс и там оказывалась Нанна, она немедленно уходила, оставляя их одних.
Делала она все безукоризненно, с ним была корректна, но тем не менее ему всякий раз становилось не по себе.
— Не уверен, что я нравлюсь твоей Нанне, — сказал он Флоренс вскоре после того, как они вернулись домой после медового месяца.
— О, милый, какой вздор! — горячо возразила Флоренс. — Я уверена, что она обожает тебя так же, как и я.
Малколм, однако, был уверен в обратном, но спорить не стал. Тем более что руки Флоренс обвились
Спустя несколько недель жизни в новом доме он вдруг узнал, что Нанна каждый вечер поджидает их, когда они бывают в гостях или на вечеринках.
Совершенно случайно, выйдя из такси и собираясь открыть парадную дверь, он, взглянув на окна, увидел, что в комнате Нанны горит свет.
«Надеюсь, она не заболела», — подумал он.
Была половина четвертого утра, и он представить себе не мог, почему Нанна бодрствует в такой час.
Он удержался и ничего не сказал Флоренс, чтобы не обеспокоить ее.
Когда же она удалилась в свою комнату, он на мгновение задержался у подножия короткой, в несколько ступеней, лестницы, ведущей с этажа, где расположены их с Флоренс спальни, в комнаты для прислуги. Может быть, ему подняться наверх и проверить, в чем дело, забеспокоился он.
И тут почувствовал, что кто-то на верхней площадке тоже ждет и прислушивается.
Это подсказала ему скорее интуиция, чем разум, но он был уверен, что не ошибся.
Малколм слышал, как Флоренс прошла через спальню в ванную и, открыв краны, пустила воду. Ему показалось, что там, наверху, кто-то напряженно ждал этого момента, до него донесся слабый вздох облегчения и стук осторожно закрываемой двери.
«Странно, почему она так беспокоится? — недоумевал Малколм. — В конце концов, Флоренс уже не ребенок. Не может же она сомневаться в том, что я недостаточно забочусь о жене?»
Но даже беспокойство Нанны по этому поводу не объясняло ее странного поведения.
Как бы поздно они с Флоренс ни возвращались, она появлялась на площадке лестницы, как только они входили в дверь.
Она определенно ждала их, и Малколм стал задумываться, что все же могло так тревожить Нанну.
Однажды они задержались на коктейле и минут на двадцать опоздали к ужину. Конечно, Нанна ждала их, но на этот раз уже в холле, и открыла им дверь сразу же, как услышала, что подъехало такси.
— Вы думали, что мы потерялись? — шутливо спросил ее Малколм.
К его недоумению, она ничего не ответила, а быстро спустилась к такси, чтобы помочь Флоренс выйти, пока Малколм расплачивался с шофером. Он вдруг случайно услышал, как Флоренс сказала, видимо, отвечая на вопрос Нанны:
— Конечно, все в порядке. Ради Бога, перестань волноваться.
Тон, которым это было сказано, настолько удивил Малколма, что он с полминуты бессмысленно разглядывал высыпанные на ладонь монеты, пока наконец сообразил, сколько должен заплатить водителю такси.
Даже потом, медленно войдя в дом и запирая за собой парадную дверь, он не мог найти разумного объяснения тому раздражению, которое прозвучало в голосе Флоренс, а также непонятному беспокойству Нанны.
Сто раз он повторял себе, что это естественное беспокойство няньки, до сих пор не верящей, что опекаемое ею дитя уже выросло.
И все же где-то в глубине сознания оставалась мысль, что он что-то упустил, чего-то не знает и поэтому не может понять того, что происходит.
Он решил тут же спросить у Флоренс, что все это значит, но, когда представилась возможность; он засомневался, не покажутся ли Флоренс его расспросы нелепыми. Он не ошибся. Флоренс именно так восприняла его слова.
— Конечно, Нанна излишне беспокоится. Но, в конце концов, она привыкла оберегать меня.
— И тебя это не раздражает? — спросил Малколм. — Постоянное беспокойство, что ты придешь домой поздно? Почему она ждет нас каждый вечер?
— Откуда ты знаешь, что она нас ждет? — спросила вдруг Флоренс и внимательно посмотрела на мужа большими темными глазами.
Малколм понял, что она тоже знает о ночных бдениях своей няньки.
Он прекратил дальнейшие расспросы и постарался успокоить свою совесть, став еще более любезным с Нанной, на что, впрочем, она не обратила никакого внимания.
А потом Малколм по делам службы должен был отправиться на несколько дней в Берлин.
Ему не хотелось расставаться с Флоренс. Она же до последней минуты не отпускала его, умоляя не уезжать.
Он тоже был огорчен этой разлукой, хотя успокаивал себя тем, что лишь первое расставание кажется мучительным, а со временем и он, и Флоренс привыкнут к ним.
— Это всего лишь на неделю, дорогая, — успокаивал он ее.
Но Флоренс, спрятав лицо у него на груди, никак не могла успокоиться. С болью в сердце, чувствуя свою вину, смотрел он на маленькую ее фигурку на платформе вокзала Виктория и долго прощально махал рукой.
Малколм рассчитывал, что они полетят самолетом, но тот, кого он сопровождал, категорически воспротивился этому, и они отправились в Европу самым длинным и скучным путем.
О ночной жизни Берлина в те времена рассказывали много чудес, но Малколм был так занят, что не смог отвлекаться ни на что другое. Он дважды звонил в Лондон, но лишь один раз смог поговорить с Флоренс. Второй раз подошла Нанна и сообщила, что Флоренс нет дома. Было всего лишь половина десятого утра, и Малколма обескуражил такой ответ.
— Я старался не звонить по утрам, чтобы не будить ее, — объяснил он. — Куда же она могла уйти так рано?
— Только на этот час, сэр, ей удалось записаться на педикюр, — пояснила Нанна. — Она только что ушла и будет страшно расстроена, что не смогла поговорить с вами.
— Что ж, передайте ей, что я люблю ее и постараюсь позвонить еще раз вечером, если мне это удастся, но я в этом не уверен, — сказал Малколм.
— На вашем месте, сэр, я бы не стала тратить так много денег, — строго заметила Нанна.