Серебро на крови
Шрифт:
Сейчас понимаю, что для нас поворотным моментом стало путешествие. Понимаю, что именно оно раскрыло мне на всё глаза. Оно подготовило меня к встрече с Кроносом. Моим возлюбленным.
Когда Маркус стал отдаляться от меня, он ушёл и от своих обязательств. Месяцами пропадая в лаборатории, он всё чаще и чаще пускал дела на самотёк, а я даже не знала об этом. Живя в поместье как в хрустальном домике, часами читала книги, изучая самые разнообразные вещи. Иногда путешествовала по окрестностям в компании своей охраны и изредка Алистера. Мы часто говорили о прошлом, но о том, что сейчас происходит в мире, он молчал, отделываясь общими
Боже, какой же сонной я была! Иногда мне кажется, что причина в том зелье, которым исправно поил меня Маркус. Хорошо, что он не знает — я уже давно его не принимаю.
Новая встреча с Таем всё изменила. Тогда он рассказал мне правду. Рассказал о себе, о Маркусе и Алистере, о Лее и Кроносе, о пандемии. Всю, что было известно. Тогда я стала частью восстания.
Но причина была в нём. Тай. После того, что узнала, я не хотела мстить, боялась мстить и всё, чего хотела — сбежать. Но Тай убедил меня, что мы должны сделать всё правильно. Маркус не успокоиться, пока не найдёт нас и ему это удастся. Поэтому был разработан план, на воплощение которого ушли долгие годы.
И вот теперь мы так близко к его осуществлению! Но я чувствую, что что-то идёт не так.
Со мной что-то не так. Боюсь делиться своими переживаниями, как с Маркусом, так и с Таем. Но я меняюсь. После того, как перестала пить зелье, со мной ничего не произошло, хотя ждала, что превращусь в ламию. Этого не случилось. Со мной вообще ничего не произошло. Слух, зрение, обоняние… я оставалась человеком. Но теперь что-то было не так.
Сложно сообразить, когда это началось, но первым звоночком стали мои сны. Они превратились в сущие кошмары, наполненные белыми упырями, разрывающими своих жертв на мелкие кусочки. И иногда мне казалось, что я не сторонний наблюдатель процесса, а активный участник. Словно это я — белый упырь, охотящийся на людей. Меня пугали мои сны… особенно после того, как стала просыпаться в лесу.
Когда это случилось впервые, не сразу сообразила, где я. Мне стало по-настоящему страшно, когда вернулась в поместье. Лунатизм вкупе со снами… тогда захотела рассказать обо всём Маркусу, но он приехал навестить меня в поместье только через полторы недели. За это время со мной больше не происходило ничего подобного и я успокоилась. Но потом это повторилось. И ещё. И ещё.
Но каждый раз, когда пыталась рассказать кому-нибудь о том, что со мной происходит, что-то внутри меня останавливало этот порыв. Как будто часть меня вовсе и не считает происходящее плохим. И теперь даже не знаю, что и думать.
Может дело в Маркусе? В том, чем он поил меня? Или дело в обстановке в поместье? В окружении? Может это просто мои внутренние демоны борются с моими сомнениями? А может я превращаюсь в ламию и это только первые шаги перед изменением? Не знаю ответа и поэтому вынуждена ждать развязки.
И что-то мне подсказывает, что ждать осталось недолго.
***
Почувствовала приезд Маркуса задолго до того, как он пересёк массивные ворота, охраняющие поместье от белых упырей. В этот момент находилась в гостиной с книжкой и стаканом охлаждённого яблочного сока. Прошли сутки после возвращения
Поставив стакан так, чтобы он пускал разноцветные прозрачные тени на поверхность стола, задумчиво провела пальцем вдоль края. Если всё получится, моя жизнь резко изменится. Стану такой же, как и все, ещё одной выжившей в молотилке времён. Кто знает, чем буду заниматься через год? Где я буду и главное кембуду? Ясно, что срок Фриды подходит к концу, но это моя жизнь. Как Фрида я прожила на этом свете дольше, чем как Лея. Если можно так выразиться, то мне двадцать лет. А в целом почти сорок.
Но я совершенно не чувствую себя на такой большой возраст. Более того, сама мысль принимать решения за судьбы других кажется мне пугающей. А ведь именно это мы и делаем. Конечно всё имеет свою цену. Законы, принятые Маркусом двадцать лет назад, сейчас устарели. Мир уже изменился, а он и не собирается следовать за его изменениями. Вместо этого он лишь туже затягивает гайки вокруг обычных людей, давя их непомерными налогами. Если в ближайшее время ничего не поменять, на наше место придут другие… заговорщики. И не факт, что они будут лучше нас. Сейчас даже Ямы, в большом количестве расплодившиеся по континенту, поднимают головы, чтобы урвать свой кусок, что уж говорить про остальных. Времени остаётся всё меньше и меньше…
А я сижу в этой чистенькой гостинице, пью сок из яблочного сада моего поместья и размышляю над стихами поэта прошлого века. Чувствую себя совсем неподготовленной к тому, что меня ждёт за этими стенами.
Алистер утверждает, что моя миссия важнее прочих, ведь именно я контролирую и отслеживаю настроение Маркуса. Вот только не уверена, что хоть что-нибудь контролирую. Вампир годами исследовал мою кровь и плоть, что может прийти ему в голову, если он решит, что я предала его? Что он может сделать?
Страх, как змея, кольцами обложил моё сердце, сжимая его и заставляя сильнее биться. Мне кажется или я и правда слышу, как Маркус выходит из машины, закрывает за собой дверцу и идёт ко входу. Перекидывается несколькими словами с охраной, здоровается с попавшейся на пути служанкой, кажется Бет, пересекает просторный холл и входит в правую часть дома, где находится гостиная. Замирает на пороге на пару секунд и тихо раскрывает стеклянные двери. Он стоит за моей спиной, смотрит на мои волосы, уложенные в высокую прическу, оголяющую шею, видит книгу на моих коленях и тихо говорит:
— Здравствуй, Фрида.
Вздрагиваю, понимая, что он действительно стоит за моей спиной. Оборачиваюсь без улыбки, осматриваю с ног до головы, подмечая, что он вновь приехал в грязном медицинском халате, из-под которого виднеется когда-то пижонский, но теперь потускневший, костюм. Он смотрит на меня, как учёный смотрит на объект исследований, а не как мужчина на свою возлюбленную. Этот взгляд не пугает, но внутри всё сжимается от дурного предчувствия. И в эту секунду понимаю, что мне всё равно, что он задумал, словно бы от этого задуманное может не исполниться. Детская инфантильность — спрятаться в домике и сделать вид, что тебя нет.