Серебро змея
Шрифт:
— Мэтт, — сказал Жак, притрагиваясь к рукоятке своего меча. — Мы никогда не сражались друг с другом. Ты принял меня как предводителя и всегда делал то, что я говорил.
— Это не изменилось, сказал Мэтт. — Просто хочу, чтобы ты узнал, каково мое мнение. — Он спешился, поднял Келвина и забросил его в седло. Келвин почувствовал, что его привязывают к лошади за руки и за ноги. Затем крупный человек сел в седло сзади него, тихо шепча про себя. — Проклятые чужеземцы.
— Готов, Мэтт?
— Готов, вождь.
— Зови
— Да, вождь. — Не угрюмо или вызывающе, но и не добродушно. Было ясно, кто здесь командует.
— Поехали. — Если напряжение и было, то оно никак не сказывалось в голосе. Жак говорил точно также, как и сначала.
После бесконечного числа толчков и встрясок Келвин очнулся и понял, что он видит, как песок летит ему в глаза и то, что он регулярно то терял, то снова приходил в сознание. Через некоторое время после этого он почувствовал, что его вынимают из седла и стаскивают с лошади. Около его уха прогрохотал голос того крупного верзилы:
— Он выглядит весьма плохо. Интересно, почему. Эта небольшая ссадина у него на лице не может это объяснить.
— Может быть, яд.
— Может быть. Эй, парень, ты чего-нибудь ел или пил с тех пор как прибыл сюда?
Келвин отчаянно попытался вспомнить.
— Нет, ничего вообще. — Он изо всех сил пытался отрицать возможность того, что он вот-вот умрет. — Может быть, поэтому я так ослаб.
— Тебя кто-то укусил или ужалил?
— Нет. Ничего подобного.
— Нам придется позвать Хито, чтобы тот осмотрел его, — сказал Жак. — Он больше понимает в медицине, чем все мы вместе взятые.
— Безнадежно, — сказал Бисквит. — Тоже мне, спаситель! Еще хуже, чем первый.
— Полегче, Бисквит. Он ни в чем не виноват.
Келвин почувствовал, что его куда-то несут. Своим затуманивающимся зрением он увидел лица бандитов: все они, судя по их внешности, были отъявленными головорезами.
Полог палатки коснулся его лица и затем под собой он ощутил твердую жесткую шерсть шкуры бирвера. Он сконцентрировался на процессе зрения и то, что он увидел было небольшим человечком с огромным широким ртом. Лицо было знакомым ему, до жути знакомым. Он застонал.
— Эй, эй, сынок! — голос Жака был ободряющим. Это же просто Хито! Он карлик, а не лопоухий.
Лопоухий? Что же это такое? Не Квито, а Хито? Не этот злобный ученик чародея? Мысленно он снова увидел медленно падающие капли крови Джон, капля за каплей. Он снова ощутил эту боль и покалывание в своих ладонях, когда перчатки, которые он носил, сомкнулись вокруг шеи злого карлика словно челюсти дикого зверя и переломили ее. Он убил ученика чародея или же это сделали за него перчатки. Позже его тело было сожжено вместе с телом злого волшебника, а также и их ужасная мастерская в крыле старого дворца. Казалось, что все это происходило когда-то в другой жизни — собственно
— А, а, а, — сказал он, его язык распух, голосовые связки были так сильно напряжены, что они отказывались его слушаться. Ему было необходимо что-то сказать, но он не знал, что. Карлик смотрел ему в лицо, делая какие-то успокаивающие движения.
— Я Хито, — пропищал он. — А ты Келвин, брат Кайана.
— Д-да, удалось произнести Келвину.
— С тобой что-то неладно. Может быть, я смогу тебе помочь.
— Нет! Нет, нет, н-е-е-е-т. — Он не хотел, чтобы его касалось это существо. Только не после того, что Джон пришлось вытерпеть от рук того, другого карлика в параллельном мире.
— У него истерика и бред — сказал Жак. — Он умирает, вне всякого сомнения.
— Да, — отозвался Хито. В его голосе слышалась печаль, как будто бы смерть Келвина что-то значила для него.
— Где Кайан? — удалось спросить Келвину. У него вырвался хрип. — Где мой брат?
— Он мертв, — ответил Бисквит. — Проглочен змеем.
— Мы не знаем этого наверняка, — ответил Жак. — Что ты думаешь, Хито? Что убивает его?
Кайан, мертв? А он сам, умирает? Это не может быть, не может быть!
— Где у тебя больше всего болит, Келвин? Расскажи нам.
— Где больше всего болит? Что-то вбуравливается в его ягодицу слева. Тот серебряный колокольчик-спираль, который он сдавил в плоскую пружину, теперь пытается снова возобновить свою прежнюю форму спирали.
— О, о, — простонал он, его голос неожиданно проявился от внезапной боли. — Задний карман. Моих брюк.
— Давай-ка, посмотрим, — Большая грубая рука Бисквита приподняла его и ощупала его карман сзади. — Да, здесь и впрямь что-то есть! Я вытащу это и мы посмотрим.
— О-о-о, — Келвин снова застонал. Он чувствовал себя так, как если бы у спирали выросла змеиная пасть и она глубоко вонзилась своими клыками в его тело. Затем он почувствовал как клыки медленно вытаскивают наружу.
— Боги, посмотрите-ка сюда! — воскликнул Бисквит. Он держал колокольчик, немного отпустив его так, что он тихо зазвенел, словно бы празднуя свое освобождение. — Скажи-ка, расскажи нам теперь о нехватке своего разума! Пустоголовый чужеземец!
— Он не знал, — сказал Жак.
— Бедняга, — сокрушался Хито, поглаживая Келвина по лбу. — Бедняга, он не уберегся от магии.
— Он умрет вместе с солнцем, — сказал Бисквит. — Словно кожа змеи, сбрасываемая на закате. Когда закатится солнце, умрет и он.
— Бедный, бедный парень, — убивался Хито. Карлик издал какой-то тихий звук, который был похож на рыдание.
— Я слышал кое о чем, — сказал Жак. — Не знаю, верно ли это, но я слышал, что если колокольчик вернуть обратно на его дерево и повесить его как положено до наступления ночи, то жертва остается жить.