Серебряная герцогиня
Шрифт:
Карта
Морской щит это Солёный архипелаг
Пролог
Жителям Горного щита обитатели Королевских земель Элэйсдэйра всегда казались какими-то неженками. Что ты за рыцарь, если не можешь застрелить козу, снять с неё шкуру и выспаться на камне, накрытом этой самой, сладко пахнущей кровью, шкурой? Напридумывали всякие ванные, бассейны, мягкие ложа.
Да что там говорить! При взгляде на золотые локоны самого короля Ульвара горцев передёргивало от подозрения, что такими ровными кудри могут быть, только если их завивать.
— Ни один мой сын не опозорится, поступив в личные войска Ульварчика, — рычал Домар, отец Дьярви. — Ни один не напялит на себя шёлковую женскую блузу! Или он не сын мне!
Усталая, темноликая мать молча кивала. Хотя вряд ли даже представить могла, что такое шёлковая женская блуза. В Горном щите женщины, как и мужчины, носили одежду из шерстяных тканей.
Вот только Дьярви по ночам грезил садами Шуга. Рассказывали, что королевский дворец построен из мрамора, а вокруг — громадный сад, в котором с ранней весны до глубокой осени благоухают цветы. И от дев столицы пахнет не кислым молоком и луком, а розами и лилиями. Ни того, ни другого Дьярви, сын мелкопоместного дворянина, никогда не нюхал, но старая Эт часто рассказывала сказки о благородных дамах и учтивых рыцарях, и мальчику казалось, что ничего прекраснее просто быть не может.
«Каждого седьмого сына рыцарь должен предоставить в королевскую гвардию» — гласил указ нового короля. А Дьярви как раз и был тем самым седьмым сыном. И ему уже исполнилось девятнадцать — взрослый совсем. Пятый год самостоятельно, без старших, уводил он стада пастись высоко в горы. А сколько раз отбивался от волков — и не сосчитать. И стрелял навзлёт.
Но отец сказал: «Прокляну», и, казалось, ничего не оставалось делать, как смириться.
Однако Дьярви был упрям. Самый упрямый из детей старика Домара. А потому сейчас его конь, немного полысевший от возраста, подъезжал к самой столице. И парень перестал, наконец, оглядываться, опасаясь погони.
Здесь было удивительно тепло. Дьярви уже скинул меховой плащ, но всё равно дико потел в своём шерстяном камзоле и штанах. И с удивлением смотрел на прохожих, кутавшихся в тёплые бурнусы. Наступала весна. Снег растаял, земля покрылась цветами и травой. С неба падал дождь. Одним словом, было уже очень тепло. Но редкие путники торопливо перебегали через улицу, спеша укрыться от прохладных струй.
— Дьяр, смотри, трактир! Давай перекусим?
Будущий королевский лучник поднял лицо и увидел вывеску, на которой была изображена дикая кошка с рыжей шкурой. Её хвост извивался кренделем. Поесть бы не помешало. Дьярви покосился на прибившегося по дороге спутника — Габора. Это был крепкий в плечах детина, но болтливый и прожорливый. А вот конь у спутника намного превосходил старика Бо-бо.
— Так ведь приехали почти, — устало не согласился Дьярви. — Далеко ли тут до дворца?
— Ты рехнулся, Дьяр? Ты вот прям так: грязный, потный попрёшься в королевский дворец?! Да тебя там засмеют! Давай остановимся здесь, вымоемся, приведём себя в порядок…
«Я ж не свататься еду, — удивился Дьярви. — Разве всё это нужно воину?». Но спорить не стал. Габор происходил родом из Шёлка, и в его щите порядки были ближе к тем, которых придерживались в королевских землях.
Они спрыгнули с коней, причём Бо-бо пошатнулся и едва не выдохнул от облегчения. Тощий, развязный парень нехотя подошёл к путникам.
— Изволите коней в конюшню отдать? — спросил, цыкая через отсутствующий зуб. — Овса насыпать получше или так сойдёт?
Дьярви не понял вопроса, удивлённо взглянув на слугу. Он издевается?
— Получше, — хмыкнул Габор, вытащил кошелёк и отдал наглецу медный щиток.
Слуга скривился, как будто ему дали не деньги, а испорченный лук. Дьярви сдвинул брови и положил руку на рукоять сабли.
— Пошли, — Габор увлёк товарища внутрь.
Здесь было тепло. Пахло вкусно: мясом, овощами, колбасами и… вином. Народу было много, но почти не воняло. Люди заняли все стулья вокруг крепких дубовых столов. Пили, ели, смеялись, играли в кости и в какие-то цветные бумажки. Дьярви не знал последнюю игру. Горец подозрительно огляделся. Полным-полно всякого сброда и подозрительных личностей. Кто-то так и сидел в надвинутых на лицо капюшонах, прячась в тени небольших закутков, образованных полустенками и колоннами. Видимо, скрывался от закона. Некоторые закинули ноги в сапогах прямо на стол. Дьярви передёрнуло.
— Пошли, — Габор увлёк горца в угол, где виднелась пара свободных стульев и угол стола.
Но парень застыл, разинув от потрясения рот.
У окна, за таким же грубо сколоченным столом сидела… девушка. Это точно была девушка! В полутьме было сложно понять, сколько ей лет. Но виднелся нежный овал утончённого лица, светлая кожа и светло-русые, шелковистые волосы, основательно выбившиеся из причёски. На ней было нежно-персиковое платье, фиолетовый плащ и жёлтые сапожки из какой-то приятной на вид ткани. Причём сапожки едва ли не сильнее всего потрясли Дьярви. Потому что лежали на столе.
Да, девушка сидела, расслабившись, на стуле, а её изящные ножки покоились на столешнице в весьма неприличной позе. Вдобавок девица пила вино и насмешливо смотрела на окружающих, презрительно кривя светлые губки.
«Путана», — понял Дьярви, и сердце его неистово забилось. Отец всегда ругал дочерей путанами, если те осмеливались посмотреть на кого-то из молодых людей, улыбнуться или — ужас-ужас! — заговорить. Но вот перед ним самая настоящая девица, занимающаяся позорным ремеслом, а по голове словно застучали молотки. И нужно было бы пройти мимо, не удостоив презренную даже взглядом, но Дьярви не мог оторвать глаз от её нежного профиля.
«Она же совсем девочка… Совсем».
И сердце почему-то стиснулось жалостью. Габор дёрнул спутника за рукав сильнее, и Дьярви прошёл, наконец, и сел за стол.
— Рагу? Будешь рагу?
Кажется, Габор уже не первый раз спрашивал, но горец, погружённый в созерцание порочно-прекрасной картины, не отвечал.
Девица дёрнула носком сапожка и вдруг взглянула ему в глаза. Усмехнулась. Дьярви замер.
Как она может так презрительно смотреть на мужчину? Как она… смеет смотреть! И не отведёт ведь взгляда… Бесстыдница! Дьярви сглотнул, не выдержал и отвернулся.