«Серебряная кошка», или Путешествие по Америке
Шрифт:
Правда, в Нью-Йорке принят закон, по которому артисты не имеют права выступать в «костюме Адама и Евы», но прозрачные найлоновые сеточки мало что изменяют. Таким «искусством» и пытается сделать свою славу Бродвей.
Спектакль, который смотрели мы, несколько отличался в лучшую сторону. Шла, может быть, чуть-чуть безысходная и грустная пьеса о любви. Любят друг друга содержательница небольшого ресторанчика и шофер автобуса, ковбой и актриса варьете. Беспросветно пьет доктор, который видит, что жизнь вокруг него скучна, а люди с их страстями уже не волнуют его. Правда, для того чтобы пьеса «имела сборы», доктор ко всему еще старый ловелас и соблазнитель
После спектакля мы прошли за кулисы и поблагодарили г-жу Ким Стенли за интересную и талантливую игру. Она сказала нам, что старается держать себя на сцене в духе системы Станиславского и что, пожалуй, самой большой ее мечтой был бы визит в Советскую страну и встречи с нашими артистами и режиссерами.
Ким Стенли задумалась на секунду и сказала:
— Искусство призвано возвышать человека, и я думаю, что это в нем главное.
Мы попрощались. Придя в номер, я решил еще раз перечитать программу спектакля. Только тут я заметил, что большими буквами в ней было написано: «В случае воздушного нападения все зрители обязаны остаться на своих местах и выполнять указания комиссара по гражданской обороне…»
Что это? Я перевернул страницу в надежде, что, быть может, программа была опубликована еще в годы второй мировой войны? Но нет, она выпущена только что, и на ее пятидесяти страницах рекламировались автомобили 1956 года.
Фраза в программе не продиктована заботой о горожанах. Ничьи самолеты не угрожают Америке, и это хорошо понимают сами американцы. Но есть в Соединенных Штатах люди, которые делают бизнес на военном психозе. Им непременно хочется испортить человеку настроение даже в те часы, когда шумит ночной Бродвей.
ВОЙНИЧ ЖИВЕТ В НЬЮ-ЙОРКЕ
Делегация уже собралась отправиться из Нью-Йорка в путь по большому маршруту, как вдруг нам сказали: с советскими журналистами хочет встретиться Этель Лилиан Войнич, автор «Овода» — романа, который вот уже десятки лет волнует каждого своей неувядающей молодостью. Как ни велико было наше желание немедленно двинуться к г-же Войнич, сделать это оказалось невозможным: «железная» программа путешествия не предусматривала и лишнего часа. Мы поехали в Кливленд, твердо решив на обратном пути повидать г-жу Войнич.
Я еще вернусь к описанию поездки по Америке, но сейчас, забегая вперед, расскажу о нашем визите.
Каждому понятно волнение, с которым мы двинулись на дальнюю, двадцать четвертую улицу Манхеттена, чтобы увидеть Войнич: когда мы были дома, в Москве, это казалось сказкой. Последние годы о ней не было ни одного точного известия, кроме того, впрочем самого важного, что лет двадцать тому назад, уже в семидесятилетнем возрасте, Войнич из Англии выехала в Америку. Но где она живет в Америке, да и жива ли она вообще — этого мы не знали. Правда, перед нашим отъездом в США одна из настойчивых и упорных исследователей творчества Войнич, Евгения Александровна Таратута, дала нам множество ценных советов, но обнаружить Войнич в Нью-Йорке сложно — город велик, и сами мы этого сделать за короткое время, конечно, не сумели бы. Случай помог найти адрес г-жи Войнич.
Один из советских работников Организации
Товарищ Борисов побывал у г-жи Войнич; через него она и передала нам свое приглашение.
Вернувшись в Нью-Йорк, мы поехали к ней. Но прежде чем рассказать о встрече с г-жой Войнич, приведу содержание одного телефонного разговора. В номер гостиницы, где мы жили, позвонила г-жа Кропоткина, дочь известного русского анархиста П. А. Кропоткина. Незадолго перед этим она беседовала с Борисом Полевым, и он сказал ей, что мы собираемся непременно побывать у г-жи Войнич. Полевого на этот раз не было в номере, отвечал по телефону я.
— А что, милый друг, — Кропоткина говорила медленно, чуть в нос, — Полевой сказал, что этот роман Войнич, был у нее такой «Gadfly», — как это по-русски? — ну, муха, которая кусается, еще у вас печатается?
Я ответил, что «Овод» издается в нашей стране сотнями тысяч экземпляров, а недавно по роману сделана цветная кинокартина.
Г-жа Кропоткина замолчала. Видно, ответ очень удивил ее. После длинной паузы она продолжала:
— Это… невероятно: сотни тысяч книг! Фильм!.. Это невероятно! Но ведь книгу эту давно забыли?! — И в голосе Кропоткиной послышалось сомнение.
Я не согласился с г-жой Кропоткиной и ответил, что роман Войнич не забыт. Распрощались. Мне подумалось, что не потому ли год за годом прятали в иных странах «Овода» на дальние полки библиотек, вычеркивали имя его автора из энциклопедий и литературных справочников, что были люди, которые боялись силы духа этой книги и не могли вступить с нею в открытый спор? Ведь именно к таким жалким людям относятся полные горькой иронии и гнева слова Артура: «Правда — собака, которую надо держать на цепи…»
Ранним утром 17 ноября мы отправляемся к г-же Войнич. В этот день в Нью-Йорке было очень холодно, и прохожие, видимо не привыкшие к такому резкому понижению температуры, кутались в плащи, заматывали шею толстыми цветными шарфами. Мы взяли такси и поехали вглубь Манхеттена. В этой его части нет высоких и красивых зданий, нет небоскребов, которые производят такое величественное впечатление. Двадцать четвертая улица не так богата, как другие: прокопченные и невзрачные дома стоят плотно друг к другу, будто не хотят уступить улице ни метра свободной площади. Черные проржавленные решетки запасных пожарных лестниц корявыми линиями карабкаются прямо по фасадам с этажа на этаж. Резкий осенний ветер подхватывает клочки бумаги, мусор, и тогда прохожие отворачиваются, чтобы спасти свои глаза. Мы сошли с машины и отправились искать нужный дом. Наконец нашли его. Огромный, красный, одной своей стороной выпирающий на небольшую площадь, он производил странное впечатление: вначале мы подумали даже, что это не жилой дом. Но в парадном было уютно. Поднялись на семнадцатый этаж. Позвонили. Дверь открыла пожилая женщина с зачесанными назад темными, чуть тронутыми сединой волосами. Это была г-жа Нил, компаньонка, вместе с которой и живет Этель Лилиан Войнич. Прошли в маленькую переднюю без света. Г-жа Мил предупредила, что Войнич еще отдыхает и она просит нас несколько минут подождать ее.