«Серебряная кошка», или Путешествие по Америке
Шрифт:
Небоскребы несколько разнообразят внешний вид города. Они производят величественное и даже грозное впечатление. В остальном же Нью-Йорк стандартен. Дома здесь темносерые или темнокрасные, без облицовки; внешне они очень скучны. Но надо отдать должное удобствам внутренней планировки и отделке квартир, учреждений. Хороши в городе и некоторые дороги с односторонним движением: они дают возможность очень быстро передвигаться из одного конца Нью-Йорка в другой.
Вместе с тем Нью-Йорк, наверное, больше, чем любой другой город Америки, дает путешественнику самые противоположные представления о человеческом жилье и вообще об устройстве человека на земле. Возле дома мадам Дюк, которая,
Но разговор зашел о людях в городе. Удивительное дело, как трудно даже сейчас отчетливо представить себе тип ньюйоркца! Может быть, это потому, что здесь живет масса иммигрантов? Мэр города г-н Вагнер заметил при встрече с нами, что в Нью-Йорке «больше ирландцев, чем в Дублине, евреев больше, чем в Израиле, итальянцев больше, чем в Риме». Нет, все-таки не поэтому. Горячка города, темп его жизни, властное подчинение человека одной, только одной заботе — успеть, не прозевать, не споткнуться в «делании денег», — не этим ли объясняется почти неуловимый облик тех, кого вы видите на улицах. Они всегда спешат, и к ним просто невозможно приглядеться.
Но мы встречались и говорили со многими американцами в несколько иной, более спокойной обстановке. Рассказ об этих встречах впереди.
…Вечером в день приезда мы отправились в газету «Нью-Йорк таймс».
«Таймс» расположена в центре города, на Бродвее. Газета оказывает влияние на вопросы внешней и внутренней политики государства, хотя, если вы спросите об этом у ее хозяев, они, конечно, разведут руками: «Мы вполне нейтральный, независимый, свободный и прочее и прочее орган». Но всем известно, что контрольный пакет акций газеты принадлежит семейству Сульцбергер — Окс; г-н А. Сульцбергер — издатель газеты, кроме того, важный соучастник в делах агентства Ассошиэйтед Пресс. Принимал нас на одиннадцатом этаже обширного здания газеты, в парадных апартаментах г-н Дрейфус — один из доверенных людей Сульцбергера и, кстати, его ближайший родственник.
Г-н Дрейфус рассказывает нам об истории газеты. «Таймс» выходит более ста лет. У нее огромная сеть заграничных корреспондентов — свыше ста человек. Работают в газете восемьсот сотрудников. Тираж газеты в обычные дни пятьсот семьдесят пять тысяч, в воскресенье — один миллион двести тысяч экземпляров. Даже эта крупнейшая газета Соединенных Штатов имеет значительно меньший тираж, чем наши советские центральные газеты. Г-н Дрейфус показывает снимок здания «Таймс» 1878 года. В нынешнем помещении редакции это здание поместилось бы в одной из комнат.
В беседе с нами принимают участие редакторы газеты, ее видные журналисты. Хозяева приветливы. Разговор сначала носит чисто профессиональный характер; мы стремимся определить, кто же организует весь полученный материал, дает ему направление. Ведь «Таймс» выражает какое-то мнение.
Помедлив, г-н Дрейфус отвечает:
— Мы печатаем все новости, как бы каждая из них ни исключала одна другую.
— А передовая? — спрашивает Полторацкий. — Какие-то основные политические статьи?
Г-н Дрейфус, мягко и очень доверительно улыбаясь,
Кто «эти лица», каковы их взгляды, кто им дает советы, мы не узнавали. Чувствовалось, что этот вопрос слишком деликатен.
Там же, в «Таймсе», за столом разговор касался и международных проблем, правда в очень общем, созерцательном плане.
Лица некоторых господ, принимавших нас, как бы говорили: «Мы хотели бы, чтобы все было по-старому. Да, многие из нас писали о пушках и бомбах, раздувая «холодную войну». Но падают тиражи, и читатель, как ни стараются его обработать, уже больше не хочет «холодной войны». Что же, дескать, делать? Приходится считаться».
Наша беседа закончилась поздно. Спустились в типографию. В ней довольно старое оборудование, послужившие на своем веку машины. Но дело поставлено организованно, нет задержек в выпуске газеты, хотя каждый номер в несколько десятков страниц.
Конечно, подавляющее место в этой газете, как и в других, занимают реклама и фотоснимки, сенсационные истории об убийствах, разводах, похищениях — так называемая полицейская хроника. К примеру, в дни Совещания министров иностранных дел в Женеве нью-йоркские газеты уделяли ему иной раз пятьдесят-сто строк, тогда как описание авиационной катастрофы, виновником которой был человек, подложивший бомбу в чемодан матери, с тем чтобы получить страховку в несколько десятков тысяч долларов, занимало целую страницу.
Из редакции «Таймс» возвращались в отель пешком. Теплый, совсем летний вечер. Моросил мелкий, как тончайшая пыль, дождик. Чуть тише на улицах: люди — дома. Катят сверкающие, умытые дождем машины.
В гостинице мы нашли письма и телеграммы с приветствиями и пожеланиями успеха делегации. Писали студенты, врачи, фермеры, рабочие. Невольно вспомнился первый вопрос, которым встретили нас американские журналисты: жив ли «дух Женевы»? Вместе с нами отвечали теперь многие простые люди Америки. В их теплых и добрых словах отчетливо слышалось: «Дух Женевы» не умер и не умрет. Он в сердцах простых людей Соединенных Штатов Америки, он согревает человека великой надеждой».
Позвонил г-н Глен и предупредил, что завтра ранний подъем. Начинать новый день нам предстояло с визита на Уолл-стрит…
Прежде чем отправиться на биржу Уолл-стрита, я расскажу две небольшие истории. Одна из них настоящая, другую придумали сценаристы и режиссеры, заставили артистов сыграть ее и сняли на цветную пленку.
В зале кинотеатра гаснет свет, и мы видим:
Маленький городок, растущий как гриб. В нем нашли нефть. Идет вторая мировая война. Городок проезжает хорошенькая девушка Люси Галан. Что-то случилось на железной дороге, и она вынуждена временно остаться здесь. Люси помогает устроиться на ночлег молодой фермер, который с первого взгляда влюбляется в нее. Наутро она выходит прогуляться и видит, что ее модные туалеты (они, конечно, не очень дорогие, но столичные) вызывают всеобщее восхищение горожанок. Не раздумывая, Люси продает часть запасов своего туалета, и к вечеру у нее в руках пять тысяч долларов.
Все идет, как говорят американцы, о'кэй. Две-три удачные сделки, и вместо пяти тысяч на руках у Люси уже сотни тысяч долларов. Немножко любовных недомолвок, один грандиозный пожар (без «сильных ощущений» картина может не пользоваться успехом), и по воле авторов кинокартины Люси и ее ухажер вскоре становятся миллионерами, а потом мужем и женой.
История превращения г-жи Энн в богатую, властную женщину не так коротка и легка, как в описанном кинофильме. Эту историю рассказал мне начинающий коммерсант по продаже перца и, видимо, близкий г-же Энн человек.