Серебряная роза
Шрифт:
— Почему же эта женщина не придет, если она дружит с леди Ариэль? — спросил Саймон хриплым от волнения голосом.
Дорис покачана головой.
— О, ради леди Ариэль Сара была бы готова идти хоть на край света, но она страшно боится Равенспиров. Леди Ариэль никогда не приглашала ее сюда.
— Что ж, пусть леди Ариэль не приглашает. Это сделаю я. Скажите, где ее найти.
Дорис неуверенно взглянула на него.
— Лучше будет послать Эдгара, милорд. К их домику ведет очень плохая дорога, к тому же она сейчас обледенела.
— Поэтому нужен человек, который лучше меня держится на ногах, — закончил он за нее. — Я вас понял.
— Слушаюсь, милорд.
Дорис с испуганным лицом присела в книксене и выбежала из комнаты.
Саймон вернулся на свой пост у постели Ариэль. Когда он погладил влажные волосы на голове своей жены, лицо его помрачнело.
Глава 14
Сара сидела у очага со своей прялкой, и пальцы ее безостановочно сновали туда-сюда, пока Эдгар непривычной для него скороговоркой передавал данное ему поручение. Выражение лица Сары было спокойным, пальцы ни на секунду не прервали своего движения, но за этим спокойствием скрывалась настоящая душевная буря.
Дженни сидела за столом, где она чистила морковь для обеда, но теперь ее руки праздно лежали на столешнице.
— Как она себя чувствует, Эдгар?
— Ну, мисс Дженни, Дорис считает, что леди Ариэль уже заполучила воспаление легких, — сминая в руках шапку, ответил Эдгар. — Еще она сказала, что его светлость граф Хоуксмур остался с ней.
«Человек, который пришел сюда с намерением воцарить мир», — подумала Сара. Ариэль в свое время лишь невесело рассмеялась, рассказывая ей об абсурдном плане Хоуксмура положить конец кровной вражде между их семьями. Рассмеялась, совершенно убежденная в том, что лишь алчность подвигла этого человека на такой шаг. Но потом Сара почувствовала, что отношение Ариэль к этому человеку меняется, что теперь она верит — граф Хоуксмур искренне, пусть и совершенно наивно, уверен в том, что этот брак сможет залечить раны былого.
Сара могла бы сказать ей, что Хоуксмуры, при всех владеющих ими страстях и амбициях, всегда склонялись скорее к любви, чем к ненависти. И сын Джеффри не мог быть исключением.
— Сколько времени прошло с тех пор, как Ариэль упала в воду? — спросила Дженни.
Эдгар нахмурился.
— Пожалуй, уже часа два.
Дженни коротко кивнула.
— Это хорошо. Воспаление не успело еще полностью развиться.
И она принялась двигаться по маленькой комнатке так проворно, как будто она была зрячей, собирая все необходимое.
— Эфедра, мама?
Сара кивнула, и хотя Дженни не могла видеть этот кивок, она его явно почувствовала. Приговаривая себе под нос, слепая девушка складывала в корзинку нужные снадобья.
— Кора вяза, корень подорожника, листья плюща, перечная мята, сушеная ромашка…
Сара, напряженно вслушиваясь в ее голос, после каждого слова кивала головой, подтверждая правильность выбора дочери. Потом она встала из-за прялки, прошла в дальний конец комнаты и открыла стоявший там в углу шкафчик. Достав из него флакон темного стекла, она положила его к остальным травам.
Дженни коснулась его указательным пальцем и сказала:
— Ариэль не станет принимать опий, мама.
Вместо ответа Сара только положила ладонь на руку дочери, и Дженни, неуверенно пожав плечами, оставила флакон в корзине.
— Я готова, Эдгар, — сказала она, взглянув на конюха, стоявшего в ожидании у двери.
— Граф просил прийти еще и миссис Сару, — произнес тот, бросив взгляд на стоявшую у стола пожилую женщину.
Только теперь Сара окончательно поняла то, что скрывала от себя самой в самых тайных уголках сердца с того дня, как Ариэль в первый раз рассказала, что выходит замуж за графа Хоуксмура. Сара хотела посмотреть на сына Джеффри. На того самого сына Джеффри, которого она никогда не видела. Если бы он не появился в замке Равенспир, она так и продолжала бы жить в неведении, давным-давно поклявшись не спрашивать о нем. Но теперь, когда ей представилась такая возможность, она больше не могла противиться искушению взглянуть на него.
— Но ведь мама не любит Равенспиров, — сказала Дженни в наступившем молчании. — Ариэль не может требовать от нее такой жертвы.
— Его светлость очень просил, — настаивал Эдгар, комкая в руках шапку. — Он велел мне привезти вас обеих — он считает, что леди Ариэль очень больна, а миссис Сара лечила ее от такой болезни в прошлый раз, когда хозяйка была совсем ребенком.
Дженни обратила свои невидящие глаза к матери, которая все так же неподвижно стояла у стола. Ненависть и отвращение Сары к замку Равенспир Дженни знала с детства. Этому не было объяснений, и, когда Дженни как-то раз попыталась расспросить мать, та пришла в такое раздражение, что дочь никогда больше не заговаривала на эту тему. Дженни, как и Ариэль, просто смирилась с этим и не пыталась обсуждать тайну Сары.
Закрыв глаза, Сара почувствовала, как леденящий душу страх заполняет все ее существо. Раскаленные круги боли плыли в темноте за ее закрытыми веками. Уже очень давно она не позволяла себе думать о постигшей ее утрате, но давняя физическая боль все еще жила в ее нервах, тело помнило ужас насилия, осквернившего его.
Сара постепенно приучила себя не вспоминать все случившееся тогда, но теперь эти воспоминания снова нахлынули на нее, заполнили каждую клеточку ее существа, так что у нее перехватило дыхание, и она даже испугалась, что сейчас задохнется. Но это было необходимо пережить снова, чтобы войти в замок Равенспир.
Негромко вскрикнув, Дженни рванулась к матери, обняла ее за плечи и почувствовала, что та дрожит всем телом.
— Не надо тебе ходить туда, — сказала она. — Не надо, Ариэль тебя не просила, так почему ты должна исполнять просьбу Хоуксмура?
Сара справилась с дрожью, и багровый туман перед глазами рассеялся. Дженни никогда не узнает, что ее мать выполнит просьбу Хоуксмура из чувства былой любви и благодарности. А если даже этого недостаточно, то в ней нуждается Ариэль. Ариэль, о которой Сара всегда думала как о второй дочери. Ариэль, в жилах которой текла кровь Равенспиров, как текла она и в жилах Дженни, хотя та была неповинна в этом.
Напряженное, замкнутое лицо Сары приняло свое обычное выражение. Она поднесла руку к горлу, потом ко рту, сделала несколько шагов к крючку на двери, на котором висела ее накидка, и набросила ее себе на плечи.
Дженни удивилась, но ничего не сказала, а лишь оделась сама, подхватила корзинку и вышла из домика вслед за Сарой и Эдгаром, плотно закрыв за собой дверь.
По дороге никто из них не произнес ни единого слова — обычно неразговорчивого Эдгара молчание вполне устраивало, настороженной Дженни не хотелось болтать, а Сара замкнулась в своем собственном мире, собираясь с силами и готовясь войти под сводчатую арку ворот в замок Равенспир.