Серебряная роза

Фэйзер Джейн

— Эге, мисс Дженни, мне кажется, ваша мама тоже приболела, — озабоченно произнес он. — Помогу-ка я ей войти в дом.

Дженни последовала за ними. Она прикоснулась к матери, которая, дрожа, сразу остановилась у двери. Дженни провела кончиками пальцев по лицу и глазам Сары.

Внезапно та встряхнула головой, подняла руку и пожала запястье дочери, уверяя ее таким образом, что с ней все в порядке. Она через силу улыбнулась и Эдгару, стоявшему здесь же с озабоченным выражением на обычно невозмутимом лице.

— Тогда я пойду, а? — неуверенно спросил он.

Сара

кивнула и отпустила руку Дженни. Подойдя к Эдгару, она обеими руками взяла его ладонь и пожала ее, что говорило лучше всяких слов. Когда она легко поцеловала его в щеку, Эдгар покраснел и, пятясь, двинулся из домика.

— Ну, так я заеду утром за мисс Дженни.

— Я буду готова к семи, — сказала девушка, вставая рядом с матерью, чтобы помахать ему на прощание рукой.

Обняв мать за плечи, она с облегчением почувствовала, что та уже не дрожит. Дженни не сомневалась, что причиной недавнего волнения Сары было посещение замка Равенспир, который всегда наводил на нее ужас.

Сара вернулась в дом, снова сев за прялку, словно и не вставала из-за нее. Взгляд ее на мгновение остановился на незрячем, благородном лице дочери. Один из этих четырех дьяволов Равенспиров был отцом Дженни. Хотя никакого значения это не имело. Дженни была ее дочерью. Пусть она была зачата в ненависти и до сих пор носила на себе, как след этого, свою слепоту. Она была чиста и незапятнанна. И принадлежала только своей матери.

Глава 15

– Я принесла вам поесть, милорд.

Дорис вошла в комнату Ариэль, неся перед собой нагруженный снедью поднос.

Саймон, сидевший перед камином и заворожено глядевший на пламя, вышел из своего полусонного состояния, только сейчас поняв, как он проголодался.

Собаки тоже сонно посапывали, когда Дорис поставила поднос на столик рядом с камином.

— Эдгар уже вернулся, милорд. Может быть, мне лучше отвести собак к нему? Им так или иначе надо погулять.

— Да, будьте так добры.

Саймон взял трость и, встав с кресла, потянулся всем телом. Он улыбнулся Дорис, потом, хромая, подошел к кровати. Ариэль крепко спала, тяжело, со свистом, дыша. На ее бледном лице выступил пот, к влажному лбу прилипли пряди медовых волос.

— Я приготовила лавандовой воды, милорд, — поспешно подошла к Саймону Дорис, держа флакон с ароматной жидкостью и салфетку. — Если мы оботрем водой лоб леди Ариэль, ей будет лучше даже во сне.

— Боюсь, из меня получится никудышная сиделка, — печально произнес Саймон, глядя на то, как Дорис умело обходится со своей спящей пациенткой. — Мне кажется, мы должны снова растереть ей грудь этой мазью.

— Я позабочусь об этом, милорд. А вы лучше сядьте и поешьте. Мы на кухне не знали, что вам больше по вкусу, но миссис Гертруда велела передать — если вы не захотите говядины и оленины, то есть еще запеченный угорь и она может сделать для вас ручьевую форель в масле.

— Все чудесно, — ответил Саймон, присаживаясь к подносу с жареной говядиной на ребрышках и паштетом из оленины.

Кроме этого, на подносе еще стояла открытая бутылка кларета, чашка салата из сельдерея и свеклы, большущий кусок чеддера, ломоть пшеничного хлеба, кусок пирога с терном и чашка густого сливочного соуса к нему. Отличная, сытная еда его детства, подумал Саймон, ощущая, как слюна заполнила ему рот. Он налил себе стакан кларета.

Ромул и Рем терпеливо сидели около двери. Похоже, они понимали, что Дорис должна выпустить их на прогулку, и пристально наблюдали, как она двигается по комнате, бросая новую порцию сухих трав на сковороду, забирая из постели остывшие грелки, оправляя простыни и подушки.

— Я забираю собак, милорд, вам нужно еще что-нибудь?

— Нет, ничего… хотя попросите Эдгара рассказать, как чувствует себя кобыла. Леди Ариэль обязательно спросит о ней, когда проснется.

— Хорошо, сэр.

Дорис присела в реверансе, прижимая грелки к своей пышной груди, подозвала собак и вышла из комнаты.

Саймон спокойно ужинал, запивая еду кларетом. Пожалуй, это был самый приятный вечер за все время его пребывания в замке Равенспир. Когда запах сухих трав в воздухе стал, по его мнению, слабее, он подбросил на сковороду новую порцию, после чего сонное дыхание его жены стало глубже и легче.

От раздумий его отвлек резкий стук в дверь. Похоже было, что стучали скорее эфесом шпаги, чем рукой. Не успел он ничего ответить, как дверь в комнату распахнулась: на пороге, покачиваясь, стоял Оливер Беккет с бокалом бренди в руке; другой рукой он вкладывал кинжал в ножны.

— Как себя чувствует моя крошка? — осведомился он, устремляя взор на кровать. — Вы вроде бы выступаете в качестве сиделки, граф Хоуксмур?

Хохотнув, молодой человек вошел в комнату, громко захлопнув за собой дверь.

— Я бы сказал, довольно низкое занятие для одного из солдат королевы. Что бы сказал об этом его светлость Мальборо?

В комнате снова раздался его резкий, неприятный смех.

— Хотя, я думаю, он решил бы, что работа сиделкой — все, что остается на долю инвалида.

— Вам что-нибудь надо, Беккет? — спросил Саймон, потягивая кларет и глядя на незваного посетителя с холодным любопытством.

— О, я пришел всего лишь проведать мою крошку! — ответил Оливер, нетвердой походкой приближаясь к кровати. — Должны же вы понять чувства любовника.

Он бросил через плечо изучающий взгляд на Саймона, спокойно сидевшего в своем кресле. Подобное безразличие к его вызывающим словам пришлось не по вкусу Оливеру. Он снова повернулся к лежавшей на кровати Ариэль.

— Вообще-то не такая уж она красотка, моя крошка, — издевался он. — Она всегда была скорее просто симпатичным созданием. А болезнь превратит любую милашку в сущую ведьму. Боюсь, что моя девочка не станет исключением.

Он провел пальцем по влажному от пота лицу Ариэль.

— Исхудала и побледнела, — сказал он, качая головой. — Никто из нас не может понять, зачем она так по-дурацки поступила. А вы понимаете, Хоуксмур?