Серебряная свадьба
Шрифт:
— Винсент еще не знает, — сказал Брендан.
Ничто не могло его поколебать. Брендан и не предполагал в себе такой твердости. Через четыре дня сражение было завершено.
Мать вошла к нему в комнату и присела на кровати с чашкой шоколада в руках:
— Все мальчики проходят через этап поиска своего «я», через освобождение от семейных уз. Я убедила отца, что ты просто немного отвлечешься у Винсента и спустя какое-то время придешь в себя.
Брендан отверг этот вариант. Это было бы нечестно. Если уж он туда уедет, то не вернется. Пришел для переговоров и отец:
— Послушай, сынок, я был слишком резок с тобой прошлым
Брендан не представлял и не хотел представлять.
Но он навсегда запомнил выражение лица Винсента, когда появился у ворот фермы.
Всю дорогу от города он прошел пешком. Винсент стоял у дверей кухни со своей старой собакой Шепом. Когда Брендан приблизился, он приложил руку к глазам, защищаясь от лучей предзакатного солнца.
— Так-так, — сказал он.
Брендан ничего не ответил. С собой у него был только небольшой саквояж — все, что понадобится для новой жизни.
— Вот и ты, — сказал Винсент. — Ну, заходи.
В тот день он так и не спросил, зачем Брендан приехал и сколько времени собирается тут пробыть. И никогда не пытался выяснить, думает ли племянник вернуться в Лондон и как все это расценивают его родители.
Винсент полагал, что со временем все устаканится, и постепенно так и произошло.
День шел за днем. И ни разу два Дойла, дядя и племянник, не обменялись ни одним резким словом. Если честно, слов вообще было немного. Однажды Брендан намекнул, что было бы неплохо ему сходить на танцы в соседнюю деревню, Винсент ответил, что это и в самом деле недурная идея. Сам он был не слишком силен в танцах, но слышал, что это хорошая разрядка. Он направился к запрятанной в бельевом шкафу жестянке, в которой хранились деньги, и выдал Брендану сорок фунтов, чтобы тот что-нибудь купил себе.
С тех пор время от времени Брендан стал прибегать к помощи заветной жестянки. Сначала он каждый раз спрашивал позволения у Винсента, но как-то тот сказал, что это их общие деньги, и Брендан может свободно ими распоряжаться.
Расходов было немало, и от случая к случаю Брендан помогал по вечерам в баре, чтобы заработать дополнительно несколько фунтов в общую копилку. Винсент никогда не просил его об этом, но в то же время не протестовал и не запрещал подобных подработок.
Брендан только ухмылялся про себя и представлял, как прореагировали бы на это обитатели Солтхилла.
Он ничуть не скучал по дому и иногда даже начинал сомневаться, любит ли в самом деле своих домашних. А если нет, то, может, он какой-нибудь нравственный урод? Все книги, которые он читал, все фильмы, которые он смотрел, рассказывали о любви; к ней сводилось так или иначе все, о чем писали в газетах. Неужели он, Брендан, совершенно неспособен любить? Может, он какой-нибудь недочеловек?
Наверное, чем-то подобным был и Винсент, во всяком случае, он никогда никому не писал писем и не предпринимал попыток для более или менее тесного общения с другими людьми. Потому и предпочитал жить здесь, среди этих скал, каменистых дорог и бескрайних небес.
Все — таки это не совсем нормально, подумал Брендан, — дожить до 22 лет и не получить поздравления ни от единой живой души. Если бы он сказал об этом Винсенту, тот посмотрел бы на него задумчиво и произнес бы что-нибудь вроде: «В самом деле?». Он не сумел бы ни поздравить с праздником, ни предложить праздничный тост…
Винсента не было дома. Вернуться он собирался к обеду. Сегодня они намеревались подкрепиться куском холодного бекона с помидорами. На гарнир — картошка, потому что дневная еда без доброй порции горячей картошки представлялась Винсенту совершенно бессмысленной. Баранину они не ели никогда. И не из-за какого-нибудь чувства деликатности по отношению к животным, благодаря которым держалась вся их жизнь; просто у них не было достаточно большой морозильной камеры, какие были у многих из их соседей. Те-то могли позволить себе закалывать по овце каждые несколько месяцев. А покупать мясо в магазине слишком дорого, когда продаешь овец за гораздо меньшую цену.
И вдруг на горизонте показался фургончик почтальона Джонни Райордана.
— Я тут везу для тебя целый ворох писем, Брендан. Похоже, скоро у тебя день рождения или что-нибудь в этом роде, — сказал Джонни весело.
— Да. — Брендан становился столь же немногословным, как и его дядя.
— Так, значит, я могу рассчитывать, что ты угостишь всех нас пинтой доброго эля?
— Почему бы и нет?
Отец прислал открытку с изображением забавного котенка — совершенно неподходящую для вечно зажатого, нелюдимого отца. При этом слово «отец» было выписано особенно изящно. И ни слова о любви, никаких пожеланий. Ну да, так и должно быть. Мамина открытка была более цветистой; казалось, мать все никак не могла поверить, что ее сын уже вырос, но при этом интересовалась, есть ли у него подружки, и высказывала пожелание поскорее увидеть его женатым.
Открытка от Хелен была полна мира и благословений. Там было несколько слов о сестрах и о странноприимном доме, который они готовили к открытию, о деньгах, которых им так не хватало, а также смешная история о том, как две монахини ходили играть на гитаре на станцию Пикадилли и как потом общественное мнение в монастыре разделилось в оценке их поступка. Хелен всегда писала так, будто на сто процентов была уверена, что он знает всех упомянутых людей, помнит их имена и интересуется их жизнью. В конце она приписала: «Пожалуйста, со всей серьезностью отнесись к письму Анны».
Вот и его черед. Брендан не спешил вскрыть конверт. Быть может, речь пойдет о каких-нибудь дурных новостях, к примеру, у отца обнаружился рак или матери предстоит лечь в больницу на операцию? Лицо его с презрением скривилось, когда он прочел о предстоящей годовщине. Ничего у них не изменилось. Решительно ничего! Они завязли во времени, словно в тине, застряли в мире, где значение имеет только всякая чепуха и ничего не значащие ритуалы. В особенности раздосадован он был просьбой Хелен принять все это всерьез. Они еще и его хотят втянуть в эту ерунду!
Брендан чувствовал раздражение и беспокойство, как всегда, когда его пытались впутать в семейные дела. Он вскочил на ноги и вышел из дома. Ему хотелось немножко побродить по окрестностям. Там была стена, которой необходимо было заняться. Возможно, для ее ремонта потребуется нечто большее, чем просто перекладка камней, которой они с Винсентом занимались постоянно.
По дороге ему встретился Винсент, возившийся с застрявшей в калитке овцой. Напуганное животное толкалось и брыкалось с такой силой, что освободить его, казалось, невозможно.