Серебряная звезда
Шрифт:
– Протестую.
– Поддержано.
– Я перефразирую. Нужно ли было вам лгать?
– Нет, – четко и громко произнесла я.
– Вы лгали или нет своему дяде Тинсли о том, что работаете у мистера Мэддокса?
– Мы просто не говорили об этом.
– То есть вы не лгали человеку, который позволил вам жить в своем доме, кормил вас и заботился о вас. Вы просто вводили его в заблуждение!
– Вероятно.
– Вы любите своего дядю Тинсли?
– Разумеется.
– Он опекал вас, потому что ваша мама о вас не заботилась. Так что вы хотите, чтобы он
– Да, – кивнула я.
– Говорил ли ваш дядя когда-либо, что испытывает неприязнь к мистеру Мэддоксу?
– У него была на это веская причина.
– Потому что мистер Мэддокс рекомендовал владельцам фабрики «Ткани Холлидея» прервать отношения с вашим дядей?
– Есть и еще… Дядя Тинсли думал, что он плохо обращается с рабочими.
– Отвечайте только «да» или «нет».
– Значит, вы лгали по поводу мистера Мэддокса, чтобы не огорчать своего дядю!
– Протест! – крикнул Дикки Брайсон.
– Поддерживаю, – кивнул судья.
Хэйс снова посмотрел в свой блокнот.
– Еще только два пункта, – произнес он. – Вы брали еду из холодильника Мэддоксов без их разрешения?
– Когда я готовила сандвичи для детей, то иногда делала один и себе.
– Значит, вы брали пищу Мэддоксов без их разрешения?
– Я не думала, что мне оно нужно.
– И вы пили водку мистера Мэддокса без его разрешения, что явилось одной из причин вашего увольнения?
– Нет! – крикнула я.
– Вы воровали деньги из комода, что стало еще одной причиной увольнения?
– Нет!
– Вы объявили вендетту мистеру Мэддоксу?
– Нет.
– Джо Уайетт ваш кузен?
– Да.
– Вы и Джо Уайетт разрезали шины машины мистера Мэддокса?
Я опустила голову.
– Я этого не делала.
– Значит, это совершил Джо Уайетт?
Я пожала плечами.
– Откуда мне знать?
– Может, вы тоже находились там. Помните, мисс Холлидей, что вы под присягой. Вы помогали Джо Уайетту это спланировать или довести до конца преступление?
– Мэддокс пытался нас убить! – воскликнула я. – Он все время пытался наехать на нас своим автомобилем. Мы должны были защищаться. Это была самозащита…
– Все понятно, – кивнул Лиланд Хэйс. – Глупая мелкая вражда. Больше вопросов нет.
– Но мне нужно объяснить…
– Больше вопросов нет.
– Вы не дали мне возможности все объяснить!
– Молодая леди, на этом все закончено, – проговорил судья.
Лиланд Хэйс сел, а Дикки Брайсон поднялся с места. Он попросил меня объяснить присяжным, что я имела в виду, утверждая, что мистер Мэддокс пытался наехать на нас. Я рассказала, что, когда мы шли на автобусную остановку, он катил по дороге в своем «Понтиаке» и съехал из общего потока прямо на нас. Мы должны были прыгнуть в канаву, чтобы дать ему проехать.
Лиланд Хэйс спросил:
– Вы когда-либо заявляли об этом в полицию?
– Нет, – ответила я.
– Значит, в полиции нет записи об инциденте?
– Но он это делал!
– Это будут решать присяжные. Вы допускаете, что между вами и мистером Мэддоксом вражда?
– Я думаю, вы можете это так назвать. Но все началось, потому что он…
– Вопросов больше нет.
Судья сказал, чтобы я сошла вниз, но у меня не было сил двигаться. Я только что предала маму. Выдала Джо. И призналась, что лгала дяде Тинсли. Как это получилось? Я считала, что во всем права, желала лишь одного – рассказать правду о том, что Мэддокс проделал с Лиз, и тогда я уже не выглядела бы вруньей, воровкой, злобным погубителем шин. Я чувствовала себя оскорбленной и вместе с тем хотела убежать из зала суда, забраться в какую-нибудь глубокую, темную дыру и остаться там навсегда.
Я сошла с возвышения для свидетелей. Дикки Брайсон говорил мне, что после того, как я закончу давать свидетельские показания, могу сесть на галерее. Когда я проходила мимо Мэддокса, он покачал головой и посмотрел на присяжных, будто хотел сказать: «Ну вот, вы видите, что это за девочка».
Я села между мамой и дядей Тинсли. Он похлопал меня по руке, но мама даже не взглянула на меня.
Дикки Брайсон попросил судебного пристава привести Уэйна Клеммонса, который ходил по коридору и курил. Он был в серой ветровке, но даже не побрился. После того как Уэйн принял присягу и сел, он пробормотал свое имя и опустил голову, будто стал изучать шнурки на своих ботинках. Дикки Брайсон попросил его описать, чему он был свидетелем в ночь тех событий.
– Да особенно и нечего рассказывать, – произнес Уэйн. – Мэддокс и девушка сидели на заднем сиденье моей машины и спорили из-за денег. Она хотела получить у него деньги. Но на самом деле я ничего не видел.
– Как же так? – удивился Брайсон.
– Я вел автомобиль и смотрел на дорогу.
Брайсон вынул из пачки лист бумаги.
– Мистер Клеммонс, вы говорили в полиции, что наблюдали, как Джерри Мэддокс физически и сексуально нападал на Лиз Холлидей на заднем сиденье вашего такси?
– Я не могу вспомнить, чего я говорил в полиции. Я немного выпил, и вообще, с тех пор, как вернулся из Вьетнама, у меня память ни к черту. Забываю то, что случилось, и помню то, чего не было.
– Мистер Клеммонс, позвольте напомнить, что вы здесь под присягой.
– Как я уже сказал, я смотрел на дорогу. Откуда я мог знать, что происходило на заднем сиденье?
– Это ложь! – крикнула я.
Судья стукнул молоточком и заявил:
– Я требую соблюдать порядок в суде.
– Но как он может сидеть тут и лгать…
Но судья снова стукнул молоточком и воскликнул:
– К порядку!
Потом он обернулся к судебному приставу, что-то прошептал ему на ухо, и тот вышел через боковую дверь. Через несколько минут я почувствовала, что мое плечо крепко сжала чья-то рука. Я повернулась – это был судебный пристав. Он поманил меня пальцем. Я встала и посмотрела на Уэйна Клеммонса, который все еще разглядывал шнурки своих ботинок. Судебный пристав вывел меня из зала, закрыв дверь, и произнес:
– Судья не хочет, чтобы вы возвращались.