Серебрянные слитки
Шрифт:
— Сувениры для моих племянников и племянниц. Плюс несколько «серебряных» ложек для каши для новых членов семьи, которых мои сестры обязательно мне гордо представят, как только я вернусь.
— Галлы услышат твое приближение! — фыркнул Гай. Двадцать кубков громко звенели.
Все еще было трудно думать о возвращении домой.
Поскольку это была Британия, большую часть нашего пребывания в Дурноварии Елена Юстина страдала от сильной простуды. Пока она оставалась у себя в комнате, делая паровые ванны с разогретым маслом пинии, можно было легко забыть,
— Она не может быть такой страшной! — укорял он меня.
— В сравнении с почтенной Еленой Юстиной змеи Медузы выглядят безобидными, как горшок с червями для рыбной ловли! — заявил я грубо, поглощая лук-порей как истинный внук тех, кто высаживал овощи на продажу. В этот момент Елена Юстина как раз влетела в комнату. Меня она проигнорировала, но это было в порядке вещей. Она выглядела сильно расстроенной, что было непривычно. Я не сомневался, что она все слышала.
Управляющий поспешно скрылся, чего я и ожидал. Я устроился на кушетке в гнезде из взбитых подушек. Я ожидал, когда на меня обрушится приливная волна.
Елена уселась на дамский стул. Ноги она поставила на скамеечку, руки положила на колени. На ней было скучное серое платье с дорогим красивым ожерельем из цилиндрических агатовых бусинок красного и коричневого цвета. Мгновение казалось, что она ушла в себя и очень серьезно о чем-то думает. Я кое на что обратил внимание: если сенаторская дочь не огрызалась на меня, у нее изменялось лицо. Кому-то она могла бы показаться спокойной, здравомыслящей, задумчивой молодой женщиной, происхождение которой заставит ее покраснеть, если придется иметь дело с мужчинами, тем не менее вполне доступной.
Елена встала.
— Чувствуешь себя лучше, Фалько? — спросила она насмешливо.
Я лежал на кушетке и выглядел бледным.
— Что ты пишешь?
Она сменила тему совершенно спокойно и невозмутимо, и поэтому поймала меня врасплох.
— Ничего.
— Не притворяйся. Я знаю, что ты пишешь стихи!
Я протянул в ее сторону дощечку, покрытую воском. Она спрыгнула со стула и пересекла комнату, чтобы взглянуть. Дощечка оказалась пустой. Я больше не писал стихов и не считал себя обязанным объяснять ей почему.
Я чувствовал себя неловко, поэтому тоже решил задать вопрос.
— Твой дядя сказал мне, что ты вскоре собираешься покинуть Британию?
— Это не так, — язвительно ответила она. — Дядя Гай настаивает, чтобы я отправилась вместе с тобой, используя возможности императорской почтовой службы.
— Обязательно воспользуйся возможностями почтовой службы, — заметил я.
— Ты говоришь, что не станешь меня сопровождать?
— А ты не просила, —
Елена прикусила губу.
— Это из-за рудников?
Я смотрел на нее ничего не выражающим лицом скованного цепью раба.
— Нет, — сказал я. — Елена Юстина, я готов выслушать предложения, но не предполагай, будто можешь мне что-то диктовать, и я это проглочу.
— Дидий Фалько, я насчет тебя ничего не предполагаю, по крайней мере, больше не предполагаю.
Мы ругались, но без обычного удовольствия. Казалось, что она все время отвлекается.
— Если тебе предложат выбор и приемлемую оплату, ты согласишься сопроводить меня домой?
Я намеревался отказаться. Елена Юстина прямо смотрела на меня, понимая это. У нее были ясные, умные, выразительные глаза интригующего карего оттенка…
— Конечно, при условии возможно выбора, — услышал я собственные слова.
— О-о, Фалько! Назови свои ставки.
— Мне платит твой отец.
— Пусть платит. Я сама тебе заплачу, а затем, если я захочу разорвать наш контракт, я это сделаю.
В любом контракте должны быть обговорены условия расторжения. Я назвал свои ставки.
Очевидно, она все еще злилась.
— Что-то не так, госпожа?
— Я ездила на берег, — сообщила она и нахмурилась. — Пыталась договориться о переправе в Галлию.
— Я сам бы это сделал!
— Ну, это уже сделано.
Я видел, что она колеблется. Ей требовался кто-то, с кем можно было бы поделиться, а в наличии имелся только я.
— Сделано, но не без проблем. Я нашла судно. Но, Фалько, в порту у сланцевых складов стоял корабль, который, я надеялась, нас возьмет. Но капитан отказался. Корабль принадлежит моему бывшему мужу, — выдавила она из себя.
Я ничего не сказал. Она пребывала в плохом настроении.
— Мелочно! — заметила она. — Мелочно, низко и подло! И какие отвратительные манеры!
Меня беспокоили истерические нотки у нее в голосе. Однако я давно взял себе за правило никогда не вмешиваться в дела супругов, а когда они разведены, так тем более.
Перед нашим отправлением Флавий Иларий обнял меня на причале как друга.
Из всех людей, с которыми я сталкивался в процессе работы, он мне особенно понравился. Я ему этого никогда не говорил, но знаю, что он это понимал. Я сказал ему, что никто, кроме меня, не смог бы найти дело, в котором честными оказались только государственные служащие. Мы оба рассмеялись и скорчили гримасы сожаления.
— Присматривай за этой дамой, — обнимая Елену на прощание, велел мне Гай. — А ты присматривай за ним! — обратился к девушке.
Я думаю, он имел в виду ситуацию, если у меня начнется морская болезнь. Она со мной случилась, хотя нет нужды говорить, что я сам за собой присматривал.
Глава 33
У нас был долгий переход по морю, судно качалось на волнах под грузом голубовато-серого британского мрамора, который везли из Гесориака в Галлию. Затем по суше мы отправились в Дурокортор, где повернули в Бельгию, а оттуда в Германию и проследовали по военному коридору.