Серебрянные слитки
Шрифт:
С другой стороны в переулок ворвался мужчина с факелом.
— Кто здесь?
— Я, Фалько!
К нему подбежал еще кто-то.
— Петроний, ты?
— Фалько? Мы только что видели коротышку Мелития. Он у тебя что-то взял?
— Драгоценности. Ты очень удачно подвернулся. У меня также был мешок с золотом.
— Я все выясню. Что у тебя было?
— Мешок золота.
Все время, пока мы разговаривали, Петроний Лонг шел ко мне. Теперь в свете факела он заметил и мою наяду.
— Фалько! А это уже лжесвидетельство! — взорвался он.
Он схватил своего подчиненного
Она была одного роста со мной, поэтому мы оказалась ниже моего высокого медлительного друга на четыре дюйма. Он был одет во все коричневое, с ремня свисала деревянная дубинка, положенная ему по статусу. Средства защиты включали наручи, наголенники, а бритую голову предохранял специальный обруч. Я знал, что дома Петроний играет с котятами детей, но сейчас он выглядел мрачно. Елена приблизилась ко мне, я воспользовался возможностью и обнял ее. Петроний покачал головой, все еще не веря глазам своим.
— Наверное, ты попытаешься мне сказать, что это и есть твой горшок с уксусом? — с детской невинностью спросил этот придурок. — Если я правильно помню, ты говорил про старый горшок с прогорклым уксусом, не правда ли?
Какой мстительный ублюдок.
До того как я успел выкрутиться, Елена высвободилась из моих объятий и ответила слабым голосом:
— О, это не я! Обычно он говорит, что в сравнении со мной змеи Медузы выглядят безобидными, как черви для рыбной ловли.
— Петроний Лонг, для тихого человека ты создаешь слишком много излишнего шума! — заорал я.
Я ничего не мог ей сказать, поэтому ворчал на него.
— Она — сенаторская дочь…
— А ты где их берешь?
— Выиграл ее во время игры в кости.
— Юпитер громовержец! И где ведутся такие игры? — спросил он, поднимая ее руку для поцелуя.
— О, отпусти ее! Тит и Домициан Цезарь сегодня уже оставили ядовитые следы на бедной девушке…
У Петрония горели глаза, поскольку он застал друга в щекотливой ситуации. Он вызывающе улыбнулся, затем поцеловал руку сенаторской дочери с чрезмерным уважением, которое обычно демонстрирует только когда провожает девственниц-весталок по Остийской дороге. Я пытался его остановить.
— Mars Ultor, Петроний! Это дочь Камилла…
— О, я это понял. Если бы это была одна из твоих ливийских танцовщиц, то она уже находилась бы в какой-нибудь спальне, лежа на спине!
Он считал, что я преднамеренно ему врал насчет нее. Он был в ярости.
— О, я согласен насчет спальни, но совсем не обязательно на спине! — процедил я сквозь стиснутые зубы.
Петроний почувствовал смятение. Я знал, что так и будет. Он считал, что похабные разговоры могут вести только мужчины между собой, но никак не в присутствии дам. Он быстро отпустил руку Елены, и она вздернула подбородок. Она была бледна, как отбеленное постельное белье. У меня опустилось сердце.
— Начальник
— Я ее провожу, — перебил я, предупредительно глядя на Петрония, чтобы не вмешивался.
При этих словах Елена очень неожиданно повернулась ко мне.
— Нет, спасибо! Я слышала твое мнение. А теперь я выскажу тебе свое! — она стала говорить тише, но поморщились. — Ты отправился в Британии в царство Гадеса, и смог вернуться оттуда, ты спас мне жизнь. Ты — единственный человек в Риме, который все еще оплакивает мою кузину. Ты все это делаешь, но все равно остаешься сквернословом с предубеждениями и любителем мелких унижений. У тебя отсутствуют хорошие манеры, как и хороший характер и добрая воля. Большинство из того, в чем ты меня винишь, на самом деле не является моей виной…
— Я ни в чем тебя не виню…
— Ты винишь меня во всем!
Она была прекрасна. Я не мог поверить, что когда-то думал по-другому. Но любой мужчина может ошибиться.
— Дидий Фалько, если я и буду о чем-то жалеть до конца своих дней, то о том, что не дала тебе свалиться в Родан, пока у меня была такая возможность!
Елена Юстина умела говорить любезности так, что у мужчины возникало ощущение, будто с него содрали кожу. Она так разозлилась, что я почувствовал себя беспомощным. Я прислонился к стене за нами и смеялся до тех пор, пока не ослаб. Петроний Лонг продолжал в смущении смотреть в стену над нашими головами, затем сухо заметил:
— Вы можете жалеть об этом еще больше, госпожа, если узнаете, что даже в армии Фалько так никогда и не научился плавать.
Она еще больше побелела.
Мы услышали крики. До нас донесся звук шагов. Патрульный, который сторожил вход в переулок, позвал тихим голосом. Петроний с беспокойством направился к нему.
— Петроний, помоги нам выбраться отсюда!
— Почему бы и нет? — пожал плечами он. — Давай поменяемся… — он замолчал. — Госпожа, я могу проводить вас…
— Отстань, Петроний, — перебил я угрюмо. — Госпожа со мной.
— Доверяйте ему, госпожа, — снизошел Петроний до добрых слов. — Он прекрасен в критической ситуации!
— О, он прекрасен везде, — с неохотой капитулировала Елена Юстина. — Судя по его словам!
Эта заявление из уст сенаторской дочери удивило его также, как и меня.
Мы все выбрались из переулка на шумную улицу. Подчиненный Петрония что-то пробормотал. Мы все нырнули назад. Петроний застонал.
— Они кишат тут, как пчелы на Гибле, — проворчал он, глядя на меня через плечо. — Если мы проведем отвлекающий маневр…
— Уведи их от реки, — быстро согласился я.
— Крикни, если госпожа столкнет тебя в Тибр, чтобы мы все могли посмотреть, как ты тонешь! Отдайте мне вот это…
Петроний улыбнулся и снял с Елены Юстины белую накидку, которую она носила на улице. Он накинул ее на самого маленького из своих подчиненных, который тут же побежал в поток движения. Остальные что-то кричали ему вслед, подбадривая или оценивая.